Цена жизни - смерть - [33]

Турецкий, особо не раздумывая, двинул его кулаком по накрашенным губам. Не сильно, но так, чтобы тот почувствовал вкус крови. Вовик, поддерживая штаны, уполз на кровать.

— Я не мент, — сказал Турецкий, тоже усаживаясь на краешек кровати. — Я следователь Генпрокуратуры и трахать тебя не намерен. Я тебя четыре дня назад ловил, когда ты с балкона нырять собирался, помнишь? А приходил я тогда, чтобы поговорить о твоем хорошем знакомом Промыслове. Я же тебя тут законопачивал, потому что ты завязывать собирался. И поскольку я тогда тебя в кутузку не засадил за твои стрелковые упражнения, а пошел, так сказать, навстречу твоему желанию радикально порвать с наркотиками, теперь я желаю знать, где ты взял дозу.

— Женечка! — заскулил вдруг Вовик, размазывая по подбородку слюни и сопли. — Женя!

Турецкий вспомнил про пиво, которое купил для этого урода.

— Иди умойся, будем пиво пить, — предложил он довольно миролюбиво, хотя больше всего сейчас хотел двинуть Вовика по голове чем-нибудь тяжелым и шагать отсюда подальше. Достали эти наркоманы окончательно.

Холодный душ и пиво практически сделали из Вовика человека. Или хотя бы нечто подобное.

— Ты руку не разбил? — участливо спросил он у Турецкого, покончив со второй банкой.

— Когда? — не сообразил «важняк».

— Когда меня по морде съездил. У меня, наверное, СПИД, так что ты тут поосторожнее.

Турецкий придирчиво осмотрел кулак, но кожа вроде была не повреждена — еще этого не хватало. Знал бы — лупил бы стулом. Он лихорадочно вспоминал, не поранился ли в прошлый раз. А ведь ободрал пальцы. Но Вовик тогда, кажется, не кровоточил. А Денис? Черт, вот влипли. Придется провериться. Ирка с ума сойдет, скажет: добегался, доигрался… И вообще, представить страшно, что будет — конец всей жизни.

Турецкому вдруг расхотелось пива.

Он сбегал вымыл руки и вылил на них остатки какого-то лосьона из Вовиковой аптечки. Постоял немного у зеркала, глубоко вдохнул несколько раз и попытался успокоиться. Как говорил старина Карнеги, не стоит переживать неприятности, которые еще не произошли. Все будет о\'кей. Не было ничего. Не могли они с Денисом так по глупости вляпаться. Не могли. А не могли, значит, не вляпались.

Намного легче не стало, но способность соображать вернулась.

— Испугался? — Вовик пришел проведать Турецкого в ванную. — Я тоже вначале испугался, а потом привык.

— Давай поподробнее, ты кровь сдавал? Тебе диагноз поставили? — допытывался Турецкий, желая окончательно все прояснить.

— Я не сдавал. Мальчики, с которыми мы машинку по кругу пускали, в анонимный кабинет бегали — один просто носитель пока, а у другого СПИД, я был третий. Так что считай сам.

— А Промыслов? Он тоже из вашей компании?

— Нет, Женя не такой, он чистый. И в клинике его проверяли. Ты его найдешь? — Вовик схватил Турецкого за грудки и принялся отчаянно трясти. — Найдешь, да? Иначе я с балкона… или повешусь.

— Промыслов твой любовник? — спросил Турецкий.

— Нет, — вздохнул Вовик, — я его знаешь как люблю. Я для него на все согласен.

— А он?

— «А он»! «А он»! — передразнил Молчанов. — А он натурал, не гомик, понял? Даже попробовать не захотел. Он бабу свою любит, а я знаешь как ее ненавижу? Если бы не она…

— Ты ее знаешь?

— Боженой зовут, врачиха, все его по клиникам таскает. А я его любого люблю. Узнаю, какая сука его прячет, задушу собственными руками. Мне теперь ничего не страшно. Я знаешь за что сидел? За хранение. А должен был за распространение. Меня же с десятью дозами повязали, и я их действительно не для себя держал. Эти суки мне прямо сказали: будешь делать все, что нужно, пойдешь на принудительное лечение — и все, а заикнешься, кто тебе товар дал, гранату в жопу твою голубую засунем и чеку выдернем. Показали мне фотки, кого опознавать надо, я эти фейсы впервые в жизни видел. А после опознания этот мне и говорит: я вот выйду, достану тебя и собственные яйца сожрать заставлю. Только он сам в зоне ласты отбросил. Пронесло… А мне тоже на полную катушку отмотали. Вернулся, встретил козла этого, полковник уже. И Женю они же повязали или такие же, тоже домогались чего-то, ухо ему порвали. Там сережка была, я подарил. А когда узнали, что он тот самый Промыслов, ботинки ему чистили, домой подвезли, все, что отняли, вернули, извинялись. Он смеялся, думал, тем все и кончится. Уговаривал я его: уезжай из Москвы, пусть папа за границу отправит…

— То есть ты уверен, что его похитила милиция?

— Уверен.

— А не мог он просто где-то потеряться? Был под кайфом, забыл, кто он такой…

— Не мог. Я его знаешь как искал?

— Не знаю. Как?

— Долго и тщательно.

— Если хочешь, чтобы я его нашел, — назови фамилии тех ментов, которые с тобой работали и которые предположительно имели дело с Промысловым.

— А ты думаешь, я их знаю, они что мне, визитки дарили или представлялись?

— Как же ты их искать будешь, чтобы отомстить?

— По запаху. Где дерьмом пахнет, там и мусора поганые.

Они все еще торчали в ванной. Турецкому это наконец надоело, он еще раз взглянул на себя в зеркало и, не заметив никаких явных признаков СПИДа, все же почувствовал необходимость покурить и подышать свежим воздухом. Перебрались на балкон. Внизу на лавочке по-прежнему сидел оперативник, а рядом стоял Денис. Турецкий жестом пригласил его подняться.