Цена Жизни - [8]

— Видишь ли, Сема, когда этот жеребенок родился, он был самым маленьким. К тому же его мать, уже старая кобыла пала, то есть попросту, умерла. А мы все, кто работает на этой конюшне, его выхаживали. Что только мы не делали. И головы то мешками закрывали другим кобылам, имевших своих жеребят, чтобы покормить сиротку. И мордочку то ему обмазывали молоком той кобылы, которой хотели его покормить. Ведь кобылы очень умные твари и очень заботливые матери для своих жеребят. Они не любят кормить чужих деток, мол, вдруг своему не достанется.

— И все-таки, Семка, мы, люди умнее их, лошадей, и сиротку выходили. Смотри, какой он красивый, наш Малыш, а кличка Малыш так за ним и осталась. А теперь смотри, он ничем не отличается от своих, если можно так сказать, сверстников.

С этими словами Захар вышел из загона молодняка пошел на конюшню. А Семка побежал рассказывать маме как дядя Захар хотел покатать его на маленькой лошадке, на Малыше. А Малышу это не понравилось, и он чуть не сбросил его на землю.

Семка рассказывал маме и видел, как мама улыбается, одобряя дружбу старого и малого и общую их любовь к лошадиному семейству. Потом уже в дверях Семка спросил маму:

— А почему дядя Захар называет меня внуком? Он что, мой дедушка?

— Нет, Сема, он просто тебя любит. А у дяди Захара не было своих внуков, да и теперь уже не будет. А у тебя есть дедушка, только он не знает, что ты есть и стал вот таким большим. Он хоть и родной тебе, но совсем чужой человек…

Для Семена было трудно воспринимать эти слова своим детским умом, и он больше не стал приставать к матери с этим вопросом. А Даша боялась другого вопроса, ведь когда-нибудь Семен спросит и об отце, и она часто задумывалась над тем, что ответить сыну на этот вопрос. Но вопроса такого пока не было, и Даша думала, что на это еще не пришло время.

Когда подошло время идти в школу, Семен стал учиться в той же церковно-приходской школе, где когда-то училась и его мама. После занятий в школе, положив тетрадки и книжки, Семен бежал на конюшню. Теперь он стал больше помогать дяде Захару, у того стали сильно болеть ноги, особенно осенью и зимой.

Вот и сегодня он как всегда побежал на конюшню. Его любимец Малыш был уже в стойле. Увидев Семку, он слегка заржал, требуя кусочек хлеба, и Семка об этом никогда не забывал.

Конюх Захар подолгу сидел на скамейке при входе на конюшню, и закрыв глаза, что-то про себя тихо говорил. Вот в таком состоянии и застал его Семка. Он рассказывал дяде Захару обо всех школьных делах и чему новому его там научили. И как трудно ему дается этот «закон Божий».

Захар слушал и радовался, — вот она, молодая поросль, напоминает и ему его далекое детство и почти также всё происходит веками, и ничего не меняется. Он так же с малых лет бежал к отцу на конюшню, хотя прошло и немало времени, но он помнил отца. Тот рано ушел в мир иной.

И Захар задумался, — ведь как бы ни была тяжела жизнь, но кто-то тебе ее дал, и ты должен ее прожить, не гневя Бога. А есть и другая жизнь — в блеске и роскоши, и ты только под старость задумываешься — почему всё это так происходит? И никто не может ответить на этот вопрос. Видимо, так устроен и весь мир, — одним одно, другим другое….

И Захар прекращал думать, закрывая глаза и медленно погружаясь в дремоту. Семка, видя, что конюх дремлет, сам стал воображать себя конюхом. Он с деловитым видом шагал вдоль конюшни, заглядывая в кормушки лошадей, и как Захар, ворчливо объяснял нерадивой лошади, что жевать корм надо над кормушкой, а не разбрасывать возле нее. Убедившись, что кормушки у лошадей не пустые, он шел к маме в закуток, где стояли пустые ведра и бадейки.

Потом он спросил маму, перебивая ее разговор со скотницей:

— Мама, а ты лошадей не забыла напоить.

— Нет, нет, сынок, напоила… а второй раз буду поить попозже…

И когда Семке уж совсем нечего было делать, он садился рядом с конюхом, толкал его в бок и просил рассказать что-нибудь интересное.

А конюх за всю свою долгую жизнь знал много историй и случаев, именно связанных с лошадьми, но только происходившими в его селе Старовойтово, а больше он нигде и не бывал.

Вот так, всю свою жизнь Захар провел на этой конюшне. Он был даже постарше родителей Даши, Семкиной матери, и помнил, как они уходили в мир иной один за другим. Он потерял счет времени и своим годам, он даже был постарше и самого помещика Ильи Андреевича, помня его еще мальчишкой. В людской он также многих пережил. Там многие уходили к праотцам раньше времени тяжелого непосильного труда, будучи крепостными.

Захар пережил несколько «поколений» лошадей, если так можно выразиться применительно к лошадям. Вот и сейчас, почувствовав легкий толчок в бок, Захар открыл глаза. Рядом сидел Семка и всем своим видом просил конюха что-нибудь рассказать. Захар так полюбил Семку, что ни в чем ему не отказывал. Он обнял мальчишку, прижал его к себе и решил рассказать ему самую удивительную историю, произошедшую с ним очень давно. Захару и самому в это не верилось, но ведь это было, и запомнилось ему на всю жизнь…

Когда Захарке было 6–7 лет, у помещика, то есть у отца Ильи Андреевича было еще больше лошадей, наверное, более тридцати. И каждый летний вечер после трудового дня лошадей на отдых перегоняли на ночное пастбище. А до пастбища их загоняли в заводь, отходящую от речки в виде рукава. Там их поили, купали, чтобы смыть пот от тяжелого труда. Лошади сами знали дорогу, в глубоких местах переплывали, а где помельче, просто переходили по воде на другой берег в сторону мелколесья. И там их встречал пастух ночного пастбища.