Цена рассвета - [9]

Скоро, очень скоро придется проститься с кадетской школой. Академия КФ находится в предместье столицы, почти рядом с домом, в котором вырос Бранвен. Перед экзаменами придется заехать к родителям — не столько ради них самих, сколько ради рекомендательного письма от хозяев. Салман-бея, конечно, опять дома не будет, но письмо может написать и Елена-ханум, она давно пообещала это матери. Лишь бы не забыла про обещание! С такой рекомендацией шансы на поступление возрастают. Пока что Бран оценивал их, как девять из десяти. Должны же быть — сто процентов и еще один про запас. Случай пусть идет поработать на фабрике по переработке вторсырья…

К полуночи утреннее происшествие на лестнице было забыто. Парень уткнулся в учебник, разбираясь со сложными формулами теории физического вакуума. Пока что дальше предисловия дело не шло.

«Правая часть уравнений гравитационного поля Эйнштейна и уравнений общерелятивистской электродинамики могут быть успешно геометризированы, если использовать не геометрию Римана, а геометрию абсолютного параллелизма…»

Бранвен с недоверием посмотрел на абзац. Вздохнул, прочитал его про себя, потом вслух. Знакомые каждое по отдельности слова не желали складываться в понятные фразы. В кадетской школе физику и математику преподавали, конечно, лучше, чем в городских бесплатных школах, но на том уровне, который не позволял надеяться на сдачу экзаменов в академию КФ. Бранвена это не устраивало, и он уже год, выучив необходимые основы, занимался самостоятельно. Рвение к учебе вызывало не только уважение преподавателей, но и материальные выгоды. За малую толику денег он занимался с однокурсниками, помогая им выучить программу школы.

Сверстники называли его одержимым. Посреди беседы о ближайшей увольнительной, когда приятели мечтали о посещении какого-нибудь кабака или тира, Бран мог ляпнуть «а вот когда я закончу академию…», после чего разговор затихал сам собой: парни чувствовали, что их мечты по сравнению с планами Брана — мелочь, чушь бабья. Особой любви это не приносило, но кадет Белл плевать хотел на любовь, если она не могла помочь добиться цели.

Денег на репетиторов у родителей, наемной прислуги, не было. Протекции у Брана не было тоже — надеяться на то, что семья Наби спустится с горних высей своего положения и обратит внимание на судьбу сына настройщика вентиляционных систем и кастелянши было, мягко говоря, наивно. В свои девять с половиной лет Бран наивным идеалистом не был. «Надеяться в жизни можно только на себя. Шанс выпадает лишь раз», — частенько приговаривал он.

Однокурсники выли, называя его занудой, фанатиком и упертым придурком. Бранвен плевать на них хотел — он знал, что один со всего курса наденет синюю с золотом парадную форму курсанта академии КФ. Те, кто над ним смеялся, даже не могли об этом мечтать. Умом не вышли, что называется.

С мечтой о поступлении кадет Бранвен Белл заснул — как засыпал каждую ночь последние три года.

5

Летом 886 года Арья Новак так и не попала домой.

Все три месяца, отведенные на отдых, она провела в «закрытом санатории», принадлежавшем службе научно-технической разведки. На самом деле это был мощный исследовательский центр, расположившийся на берегу моря в субтропической зоне. Со спутника-шпиона его можно было принять за обычную базу отдыха: добрых две трети лабораторий находились под землей, на поверхности располагались лишь самые безобидные сооружения — столовая, стадион, бассейн, парки.

Снаружи все выглядело удивительно мирно. Бело-голубые корпуса с зеркальными стеклами, плотный ковер темно-зеленой травы, которую стригли через день, и все пропахло свежим сеном, теннисные корты — по вечерам там собирались многие служащие центра. Забавные скульптуры сказочных персонажей, остроухие эльфы и приземистые бородатые гномы: любимая тема оформления общественных помещений в последние пять лет. Арья считала эту моду дурацкой, а очередные зеленокожие лучники навевали неприятные воспоминания, но в целом «санаторий» смотрелся очень уютно. Кормили здесь великолепно — не сравнить ни с сытной, но безвкусной кормежкой в училище, ни со слишком жирной и пресной стряпней матери.

Арье, которая выросла на севере и училась там же, лишь немного южнее, было трудно привыкнуть к жаре и духоте, к насыщенному влагой и запахами цветов воздуху. Яркие пятна клумб и цветников, ослепительная бирюза неба, море с лиловым оттенком; в первые дни Арья думала, что оказалась в раю. Засыпала она лишь к рассвету, а до того часами лежала на широком подоконнике, глядя вниз, на сине-сиреневое море, на поверхности которого мелькали огоньки «морских светлячков». Казалось, что до моря — рукой подать, на самом же деле для купания нужно было получить разовый код доступа, позволявший покинуть территорию центра. Только тогда, и только с охранником разрешалось выйти за безобидную с виду живую изгородь, пронизанную насквозь датчиками слежения.

У нее обычно не хватало ни времени, ни сил на все эти хлопоты с пропуском и разрешением. Дни были плотно наполнены «сотрудничеством с научно-технической разведкой», как, весьма обтекаемо, называлась череда опытов с участием Арьи. К вечеру, когда работа заканчивалась, из всех желаний оставалось одно — лечь на кровать, вытянуться во весь рост и смотреть в потолок своей комнатки, расположенной на пятом этаже жилого корпуса. Ей нравилось, что в комнате почти нет мебели, только широченная кровать, тумба и телепроектор, нравилось, что потолок высоченный и выкрашен не в привычный голубой, а в нежный перламутрово-серый цвет.