Цена рассвета - [8]

За час до отбоя его позвали к жрецам. Бран заплел волосы в положенную по правилам тугую косу, разгладил мундир так, чтоб на нем не было ни единой складочки, и постарался принять строгий, но покорный судьбе вид. Впервые за три года ему захотелось молиться, но уже не было времени.

Жрецов собралось трое. Бранвен замер у порога в ритуальном поклоне и не разогнулся, пока ему не приказали войти и сесть. На него смотрели три пары глаз. Наставник Брана, белесый жалобщик и старший в школе, жрец шестого круга посвящения. Его кадет боялся до дрожи, до судорог в икрах — взгляд черных, как ночь, глаз заставлял цепенеть.

Голоса в пещере с высоким потолком звучали гулко и торжественно. Сумрак разгоняли лишь мерцающие огоньки вокруг алтаря и чаша с Неугасимым Пламенем на столе перед жрецами. Пахло как всегда — дымом и благовониями, Бран старался не шмыгать носом и не моргать лишний раз. Больше всего он опасался начать чихать. Сочтут за неуважение, размажут по стенам. Слезные железы покорились стратегической необходимости и иссякли.

Фиолетовая пенотканая дорожка глушила шаги, когда парень двигался к указанному месту. Бранвен напряг все силы. Если уж его не взяли под арест и не отправили в карцер, значит, шанс оправдаться есть. Единственный шанс. Нужно взять его, вырвать у жрецов. Быть бесправным или каким-нибудь работником перерабатывающей фабрики — лучше уж удавиться сразу, хоть и нет большего греха. Но грехи и добродетели лишь болтовня жрецов, важнее, что в их руках настоящая власть. Жизнь любого, даже будь он один из «золотых десяти тысяч», подвластна не Ману, а его служителям.

— Что сказано во второй трети восьмого закона первого круга? — вдруг спросил белесый.

— Прими предначертанное тебе со смирением, ибо все, что дается тебе, дается для твоего блага, — без паузы ответил Бран и перевел дыхание. Если все обойдется экзаменом, то ему повезло.

— Истинно так. А в следующей трети?

— Покорность воле высших есть мудрость, блаженны смиренные, ибо они мудры, — оттарабанил парень.

— Славен Ман, безумны противостоящие ему, — без выражения ответил, как требовал обычай, старший жрец. И без положенной почтительной паузы продолжил:

— Что ты скажешь в свое оправдание, кадет Белл?

Секунда разбилась на десяток осколков, и одного хватило Брану, чтобы понять, чего от него ждет старший.

— Глуп стремящийся оправдать себя, ибо все, что случается, случается по воле Мана, славен он.

Тень улыбки скользнула по губам белесого, наставник обрадованно покивал, сложил руки на округлом брюшке. Старший впился в глаза Бранвена, тот не отвел взгляда — нельзя показать страх или смущение; только достоинство и предельное доверие жрецам должно быть написано на лице. Необходимо принять свою судьбу по-мужски, глядя ей в глаза.

— Я же говорил, — сказал наставник. — Он хороший мальчик, лучший в своей группе.

Бран едва удержался от кивка — знал, что нельзя, что нужно стоять с бесстрастным лицом, молча выслушивая и порицания, и похвалы, но все же лестно было слышать подобное. Именно ради таких слов он все три года в кадетской школе лез из кожи вон. Чтоб назвали лучшим, чтоб дали хорошую рекомендацию в Академию — поможет сдать экзамены, поступить в заведение, вообще-то предназначенное для отпрысков богатых семей, а не для таких, как он, сыновей домашней прислуги. И вот — в последний месяц! — такая подстава…

Все обошлось, хоть и назначили ежевечерние посещения храма, нудную и обременительную епитимью. Внутри себя Бран кипел от возмущения. Два часа каждый день вылетают в канализацию: медитируй перед алтарем, то есть сиди, уставившись на Неугасимое Пламя, а потом повторяй вслух молитвы… Лучше нет занятия для кадета, который готовится к сложным экзаменам! О том, что могли вообще отдать под суд, обвинив в преступной неосторожности, парень уже забыл. Все сделал правильно — победил. Победил — можно забыть…

Он валялся на койке с планшетом в руках, наслаждаясь тишиной и покоем. Девятый, праздничный день декады. Соседи по комнате пошли гулять: после сдачи последних выпускных экзаменов это разрешалось. Бывшие кадеты, а теперь — молодые нито рикуси отправились веселиться в городе, спуская отложенное за пару месяцев жалованье на конфеты и аттракционы. Самые бравые загодя планировали походы к грешным девицам. Бран представил себе, какая из девок согласится взять за услуги три-четыре рияла, заранее испугался и предпочел провести время в обнимку с учебником. Изучение принципов функционирования двигателей Шипова казалось куда завлекательнее объятий самых дешевых девок в округе.

Задачки по элементарной физике решались быстро и правильно, материал усваивался с первого прочтения, все было прекрасно. Академия КФ Сил Самообороны Синрин уже могла начинать готовиться к прибытию курсанта Бранвена Белла. Впрочем, почему академия? Пусть военный совет тоже дрожит и трепещет: рано или поздно он будет кайсё. Скорее уж рано, чем поздно. Если эти старые бездельники четыреста лет не могут выиграть войну, то, значит, нечего им делать на своих постах…

Школа располагалась на окраине города, довольно глубоко, а потому здесь всегда было тихо. Толстые каменные стены глушили любые звуки, к тому же почти все поверхности были затянуты пенотканными покрытиями. Бран лениво попинал темно-красный коврик, висевший на стене у койки. За три года покрытие слегка залоснилось, у изголовья было поцарапано — он любил, лежа, чертить ногтем на пене чертежи и графики.