Цена неравенства. Чем расслоение общества грозит нашему будущему - [124]
Стандартная мысль среди главных банкиров (и других правых) заключается в том, что это не они потерпели крах, управляя полным спросом для поддержания экономики на уровне полного функционирования. Они переносят вину на кого угодно, в частности – на работников, за требования чрезмерных гарантий занятости и слишком высоких зарплат, что подрывает функционирование рынка труда. Кризис показал, как неправы были их взгляды на рынок труда: Соединённые Штаты, с якобы наиболее гибким рынком труда, действовали куда хуже, чем страны с более серьёзной защитой труда (как Швеция и Германия)602. И причина очевидна: сокращение зарплаты сокращает общий спрос и усугубляет спад.
Аскетизм
Наихудший миф – это тот, что программа сокращения расходов принесет восстановление и что больше государственных расходов не будет. Аргумент такой: бизнесмен, видящий, что государственные сводки в хорошем состоянии, будет более уверенным, а бо́льшая уверенность приведёт к большему количеству инвестиций. Забавно, но на основании этого аргумента можно подумать, что защитники политики сокращения расходов поддерживают нашу первую стратегию восстановления экономики: больше государственных инвестиций. С тех пор как возможности государственного инвестирования широко рассматриваются как получающие высокую ожидаемую отдачу – более высокую, чем процентная ставка, которую государство должно платить, заимствуя, – следует естественный вывод о том, что рост государственных инвестиций приведёт к более низкому государственному долгу в долгосрочном периоде; вот здесь кроется убеждение, что это должно вселять уверенность и принести взрыв экономической активности. Но защитники программы сокращения расходов не поддерживают более высокие государственные инвестиции603.
Другой путь оценить достоинства жесткой экономии – посмотреть на историю. История показывает, что меры жесткой экономии почти никогда не работали, а теория объясняет, почему мы не должны этому удивляться. Рецессия вызвана отсутствием спроса – тотальный спрос меньше, чем то, что экономика может произвести. Когда государство сокращает траты, спрос понижается ещё больше, и безработица растёт.
В основе мифа, что-де жесткая экономия принесет уверенность, часто лежит ещё один миф – миф о том, что бюджет государства схож с бюджетом домашнего хозяйства. Каждое домохозяйство, рано или поздно, должно жить по средствам. Между тем, когда экономика имеет высокий уровень безработицы, простое правило неприменимо к национальному бюджету. Это постольку, поскольку увеличение расходов может на самом деле расширить производство созданием рабочих мест, заполняющихся людьми, которые в ином случае были бы безработными. Отдельное домовладение, тратя больше своих доходов, не может изменить макроэкономику. Национальное правительство может. И рост ВВП может быть в несколько раз больше суммы, потраченной государством.
Финансисты подчёркивают важность уверенности, но уверенность не может быть восстановлена стратегиями, которые ведут к большей безработице или меньшим результатм. Уверенность может быть восстановлена только с помощью стратегий, которые ведут к росту, – и жесткая экономия ведёт к противоположному.
Защитники жесткой экономии предоставляют в качестве доказательства страны на этапе экономического спада, которые приняли программу сокращения государственных расходов и восстановились. Но более внимательный взгляд показывает, что эти страны были маленькими и имели торговых партнеров, которые испытывали бум604. Таким образом, повысившийся экспорт мог запросто заменить сниженные государственные расходы. Это не тот случай для Соединённых Штатов и Европы сегодня, многие партнеры которых находятся на этапе спада605.
Можно подумать, что те, что защищают жесткую экономию, не научены избытком более раннего опыта, когда эта самая экономия имела катастрофические последствия: программа сокращения расходов Герберта Гувера превратила крах фондового рынка 1929 года в Великую депрессию; экономия, настойчиво внедрявшаяся МВФ, превратила спад в Восточной Азии и Латинской Америке в рецессию и депрессию; самостоятельно налагаемая и активно продвигаемая программа сокращения расходов в некоторых европейских странах (Великобритания, Латвия, Греция, Португалия) сейчас имеет тот же самый эффект. Но защитники экономии, кажется, не готовы смириться с этими ошеломляющими доказательствами. Как доктора Средневековья, свято верившие в кровопускание и, когда пациенту не становилось лучше, утверждавшие, что всего-то и нужно – ещё один раунд, так и кровопускатели двадцать первого века не отступятся. Они будут требовать ещё больше экономии, они найдут миллиарды причин, почему первая доза не сработала как ожидалось. Тем временем безработица будет расти, зарплаты будут падать, а государственные программы, на которые опираются средний класс и низы, исчезнут.
А теперь сравним последствия жесткой экономии с последствиями политики увеличения государственных расходов. Определенно, именно государственные расходы в преддверии Второй мировой войны вытащили страну из Великой депрессии. И хотя Новый курс политики Рузвельта предоставил некоторый стимул и помог экономике восстановиться в период с 1933 по 1936 год, его было недостаточно, чтобы преодолеть комбинированный эффект от сокращения расходов на государственном и локальном уровнях и слабости в сельском хозяйстве (доходы в этом секторе, который насчитывал четверть населения, драматически упали в этот период – на 50 % только между 1929 и 1932 годами)
