Цена любви - [7]

Конан взвесил его слова и решительно направился к двери. На пороге он задержался и на мгновение обернулся.

— Спасибо за совет, Басилис. Когда я верну свое золото, то клянусь, не забуду тебя, — бросил варвар и с этими словами вышел из спальни.

Очутившись на улице, Конан даже зажмурился от нестерпимо яркого света. Солнце уже высоко висело над городом, и тучи мух кружились над мостовой, привлеченные запахом разлагающихся помоев. Степенные горожане неторопливо брели по своим делам. Мимо киммерийца четверо чернокожих рабов пронесли паланкин, и варвар успел поймать мимолетный взгляд женских глаз, блеснувших за кружевной занавеской. Двое стражников проволокли на веревке какого-то несчастного бродягу. Громко вопили лотошники, продавая орехи и сласти. С неприступным видом верхом на осле проехал толстый жрец, возвращаясь в свой храм после визита к ночным красавицам. Шадизар пробуждался от сна.

Улица Ткачей находилась на окраине Пустыньки рядом с Висельной площадью. Там селились зажиточные горожане, не те богачи, что предпочитали спокойную жизнь в центре города, а ремесленники и мастеровые, кто сумел сколотить состояние, денно и нощно надрываясь за работой. Конан спросил у пробегавшего мимо мальчишки дом чародея Газима, и тот за медную монетку с готовностью проводил его до самого порога.

Киммериец постучал бронзовым молоточком в тесовую дверь и долго ждал, пока она, наконец, не открылась. Старая сморщенная старуха бесцветными глазами уставилась на него.

— Мне нужен маг Газим, он дома?

— Дома. Где же ему еще быть. Входите, господин. — Старуха посторонилась, пропуская Конана вперед. — В последней комнате его и найдете.

Киммериец прошел вглубь дома и после недолгих блужданий по многочисленным коридорам нашел наконец мага в его мастерской, занятого какой-то работой.

Кудесник — совсем еще юноша, наверняка из недавно посвященных, сразу не понравился Конану. Он был уже лыс с острым шишковатым черепом. Жадные бегающие глазки так и шарили по карманам киммерийца.

Маг суетливо расхаживал по комнате, пока варвар излагал ему суть дела, и от нетерпения потирал руки.

— Вот эта коробка… Сколько ты возьмешь за работу? — закончил Конан рассказ.

— Всего двенадцать золотых, мой господин, — с заискивающей улыбкой торопливо откликнулся Гаэим и заплясал вокруг табурета, на котором сидел киммериец.

— Двенадцать?! — Конан вскинул бровь. — Но Басилис говорил мне о двух.

— Тяжелые времена, господин, — залебезил, в испугавшись потерять клиента, чародей. — На все поднялись цены, но я готов уступить тебе две монеты.

— Ладно. Держи свои деньги и назови мне имя человека, владельца этой проклятой коробки.

Конан даже не успел заметить, как золото исчезло в складках туники мага. Лицо Газима просияло от счастья.

— Не так все просто, господин. Здесь нужны особые приготовления. Оставь мне вещицу, зайди за ней завтра с утра, и я скажу тебе имя ее прежнего владельца.

— А нельзя ли побыстрее, — досадливо скривился киммериец, уже жалея, что связался с этим проходимцем. Ему-то казалось, что дело тут совсем пустяковое.

Но маг заверил, что сделать эту работу быстрее будет решительно невозможно, и пустился в долгие рассуждения по поводу сложности задачи. Конан ничего не понял из его объяснений, но поверил кудеснику на слово.

Покинув дом Газима, он бесцельно побродил по городу и вернулся на постоялый двор. Заказал себе в комнату вина и мяса, ушел наверх и там взаперти провел весь день и ночь, в ожидании утра.

Чуть только рассвело, он был уже у дома Га-зима. На долгий требовательный стук ему никто не ответил. Конан осторожно потянул за железное кольцо, и неожиданно легко дверь открылась. Из глубины дома потянуло запахом гари. Что ж, пожары — дело обычное, и киммериец не нашел в этом повода для беспокойства, но все же: непонятная тревога навалилась на варвара.

Конан негромко окликнул хозяина, но не получил никого ответа. Тогда он прошел внутрь дома и побрел чередой коридоров, ориентируясь на источник запаха. Чем дальше шел киммериец, тем тверже убеждался, что пожар случился как раз в рабочих комнатах Газима. Дверь в мастерскую мага куда-то исчезла вместе с косяком. Сам кабинет, почерневший от гари и копоти, являл собой настоящее поле боя, как будто здесь пронеслась орда диких пиктов. Все, что могло гореть, исчезло в пламени пожара, многочисленные плошки, кувшины и горшки устилали пол сплошным ковром из глиняных черепков. Не уцелело ничего. Киммериец не сразу заметил Газима. Маг так ужасно обгорел, что превратился в черную головешку. Одежда его истлела, и все тело покрывали страшные ожоги. Он сидел на полу, бессильно прислонясь спиной к стене, и если бы он не открыл глаза, загоревшиеся на обожженном лице двумя белыми пятнами, то Конан его бы и не нашел.

Газим с укором посмотрел на киммерийца и слабо пошевелил потрескавшимися, кровоточащими губами. Конан приблизился и присел рядом, силясь разобрать хотя бы слово. Но понять мага было невозможно.

Газим совсем обессилел и обезумел от боли. Жить ему оставалось недолго, и Конан стал действовать быстро и решительно.

Отправившись на кухню, он перерыл всю кладовку и там, среди кувшинов с оливковым маслом нашел запечатанную баклагу превосходного аквилонского вина. С этой находкой вернулся к умирающему, отбил горлышко фляги и осторожно влил несколько капель в приоткрытый рот чародея. Газим не сразу почувствовал вкус вина, ожоги его были так глубоки, что превратили небо и язык в сплошную кровоточащую язву.