Цена добра - [24]

Шрифт
Интервал

Голоса бессонницы

О, сколько злых бессонниц
Уже укоротили жизнь мою!
А сколько раз мне на пути под ноги
Бросали камни
И смешок летел,
И сколько на моей крутой дороге
Мне было в спину выпущено стрел!
Фазу Алиева

«Бессонница – это насилие ночи над человеком».

В. Гюго

Я страшно боюсь ночи, но часы тикают, предупреждая, что она неизбежна. Я меняю подушки, переворачиваю одеяло, обвиняя всех и вся в том, что, как только кладу голову на подушку, сон улетает от меня под музыку похоронного марша. Откуда эти крики, что раздирают мою душу, заставляют сердце стучать так сильно, будто оно хочет всю землю подчинить своему ритму.

Кричат деревья, что срубили еще молодыми, когда они сверкали изумрудной зеленью; их срубили, чтобы вокруг своих домов построить крепкие заборы, тяжелые, на десять замков, двери. Кричат речки, высохшие и превратившиеся в трещины, так и не выйдя к руслу реки, с которой они мечтали соединиться. Кричат скалы, оторванные от гор: «За что нас взорвали, мы ведь столько миллионов лет на себе держим горы, без нас не было ни гор и их вершины так не приближались бы к небу». Кричат заброшенные, заваленные мусором родники: «Мы ведь, преодолев пласты земли, несли земному народу чистую лечебную воду, а нас меняют на заржавленные железные трубы…»

Я меняю подушки, переворачиваю одеяло, но голоса все громче, все яростней. Кричат из-под земли молодые, у которых не сбылись мечты. И кружатся надо мною орлята, которые только начали летать; из тюрем слышу стоны безвинно осужденных: «Я не совершал преступления, но у меня не было денег, чтобы доказать это». Кричат солдаты, на могильных камнях которых высечено «Неизвестный солдат». «Почему я неизвестный, у меня были мать и отец; бабушка с дедушкой водили меня гулять к реке; я кормил с рук теленка и ягненка; я по горам ездил на коне; я пахал землю, я сажал деревья. Я влюбился, но жениться не успел». Кричат химией сожженные земли: «Я же кормила всех, кто меня лелеял». Кричат недописанные страницы и книги и те, которых не успели еще прочитать: столько неузнанного остается на земле!»

Кричит мой первенец: «Мама, помнишь, как я тебе с гор приносил синие колокольчики?» Нежным голосом бабушка шепчет: «Читай, внученька, молитвы, успокойся, справедливости не было и не будет». «Не горюй, дочка, без болезней пожелай себе дожить до моего возраста и всегда твори добро», – вторит ей мама. «Прости, что так рано покинул тебя, что ты не помнишь моего лица и тебе не досталось моей ласки», – вздыхает отец.

Я меняю подушки, переворачиваю одеяло. Окна светлеют, и бессонница уходит победителем. Крики! Крики! – упреки поэту, вкрапленные в бессонницу. При чем тут подушки, в чем виновато одеяло?

Кричит мой первенец, мой любимый Али: «Я жить хотел, почему я умираю?». Мой муж Муса бросает на меня прощальный взгляд, в котором сожаление, что оставляет меня вдовой. В этом взгляде застывает его любовь ко мне. Кто так преданно умел любить, как он? Кричит мой мужественный беспредельно любящий трудиться брат Наби, сожалея, что рано ушел, оставив так много начатого. Только одна мать благодарит Аллаха, что жила 92 года, что ее хоронили дети, что она не узнала потери детей и потому ушла счастливой с земли в землю.

Я уже не меняю подушки, не поворачиваю одеяло. Слава Аллаху, мать ушла на тот свет нами довольная.

Жалоба на себя

О сердце, ты меня не подведи,
Как всадника подводит ненароком
Несчастный конь, упав на полпути
Под черным небом, на ветру жестоком.
Немало лиха и немало зла
Ты вытерпело, —
Так ли ты уж хрупко,
Коль выстоять сумело, хоть была
Жизнь беспощадна, словно мясорубка.
Фазу Алиева

«Не слышу я, как быстро стрелки скачут».

Фазу Алиева

Видимо, я была чем-то раздражена, когда осталась одна, на меня нахлынули накопившиеся обиды, и я не услышала, как открылась дверь. А я в этот момент негодовала вслух: «Я – умная, талантливая, мудрая, добрая, щедрая и красивая; неужели Аллаху было жалко дать мне мужа, который обеспечивал бы меня, чтобы я жила без заботы о куске хлеба, чтобы я спокойно писала, творила и мыслила. Я же – как ишак этого дома, все на мне! Живут же другие жены, забот не зная, кроме как готовить еду!»

– Мама! – услышал я голос своего сына Махача, который тогда учился в седьмом классе. – Такие мужчины и месяц не держали бы тебя дома.

– Почему? Объясни! – сказала я уже со слезами. И он сразу повернул, как всадник поворачивает коня, почуяв, что он не по той тропинке едет:

– Мама, ты неправильно поняла – все мужчины дураки. Разве они могли бы оценить твой ум и талант, мудрость, доброту, щедрость и красоту! – С этими словами он обнял меня.

– Радуйся, что ты все можешь, и, между прочим, папа очень ценит твою мужественность.

Я была в Ноевом ковчеге

О женщина – такое существо,
Что вечно будет для мужчины тайной.
Все стихотворцы ищут не случайно
Сравненье ей
И не найдут его.
Она поэтам предстает порой
То деревом живым, плодоносящим,
А то вершиной, в небо возносящей
Неразрушимой, гордою горой.
Сравненья эти до каких-то пор
Верны,
Но на всю жизнь – едва ли…
Бывает так, что маленький топор
И тот большое дерево повалит.
Фазу Алиева

«Будущее нации в руках матери».


Рекомендуем почитать
Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.


Ресторан семьи Морозовых

Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!


Непокой

Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.


Запомните нас такими

ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.