Цемах Атлас (ешива). Том первый - [96]

— А желать женщину, которая не ходит в микву, можно?

Он молчал, задетый ее неожиданно жестким тоном и недобрым взглядом. Она завелась еще больше и стала насмехаться над ним: с одной стороны, он никогда не прекращал быть ешиботником. Он ходил по дому без головного убора и напевал наводящую тоску мелодию мусарников. С другой стороны, она не верила в его набожность даже тогда, когда он снова начал ходить в синагогу. Тогда он еще не задавал себе вопроса, кошерна ли ее кухня и кошерна ли она сама. Однако теперь он при первой же встрече пожелал знать, окунается ли она в микву. Похоже, что нежным и деликатным он может быть только по отношению к пришибленным, например к забеременевшей служанке.

— Стася нашлась? — Цемах не слушал упреков жены и говорил беспокойно, быстро. — Где она находится? Когда должна родить?

— Не знаю, — равнодушно ответила Слава.

Он стал еще беспокойнее, забормотал тихо и потрясенно: что значит, она не знает? Слава увидела, что в одно мгновение он перестал желать ее. Он был бледен. Из его глаз смотрел страх. Она рассказала, что свояченица Хана знает, где находится эта девица. Он не должен о ней беспокоиться. Стася служит у одного еврея в каком-то селе или в местечке.

— Значит, известно, где она находится. Ты ведь легко могла узнать больше подробностей о ее жизни, как с ней обходятся и что с ней будет потом, когда у нее на руках будет младенец и она не сможет работать? — пробормотал он с мольбой в голосе.

— Мне достаточно знать, что она нашлась и не наложила на себя руки. Больше я ничего не знаю и знать не хочу, — наклонилась к нему через стол жена, похожая на красивого разъяренного зверя, просовывающего свою голову через прутья клетки.

«Ей не хватает милосердия», — подумал с болью в сердце Цемах. Он встал и заговорил задумчиво, медленно. Он живет у здешнего резника. Это почтенная семья. Он должен известить их, что приехала жена. Кроме этого, он обязательно должен зайти на минутку в ешиву. Потом он вернется, и они вместе поужинают на постоялом дворе. Слава видела, что он осторожно выбирает слова, чтобы не раздражать ее, однако его глаза приобрели сухой, жесткий блеск, а губы плотно сжались.

Глава 15

Мейсегольский раввин реб Арье-Лейб Медовник был в Валкениках прошлым летом и очень понравился набожной стороне. Просвещенцам он тоже понравился своей ученостью, мудростью и тем, что не вмешивался в политику агудников. Правда, он немного старомоден и не знает польского. Однако, когда Эльцик Блох и его сторонники увидали, что выбрать главного раввина, который бы полностью соответствовал их вкусам, набожная сторона не позволит, тогда оба лагеря сговорились и привезли на субботу «Шира»[157] мейсегольского раввина. Со времен своего провала с мядельским раввином Эльцик Блох больше не относился с уважением к свояку и говорил громко, чтобы все обитатели местечка слышали:

— Реб Арье-Лейб Медовник не будет плясать под дудку Гирши Гордона.

Гость поселился на валкеникском постоялом дворе, Эльцик Блох прислуживал ему. В пятницу утром, когда глава ешивы хотел зайти в комнату к своей жене, в коридоре его встретил Блох с сияющим лицом и протянул ему руку.

— Поздравляю вас с такой гостьей. Когда у ученого и набожного еврея есть такая красивая жена, это честь для Торы. Заходите, прошу вас, к мейсегольскому раввину, поприветствуйте его.

Цемах понял, что он не должен отказывать этому богатому обывателю, который всегда был врагом ешивы, а теперь хочет примирения.

Реб Арье-Лейб Медовник, без лапсердака, в длинном шерстяном арбоканфесе, лежал на низеньком диване и обдумывал свое положение. Заработков главного раввина местечка Валкеники тоже не хватит на жизнь, на врачей и лекарства для его больной раввинши. Кроме того, старый местный раввин просит за свой дом слишком много, да к тому же еще и наличными. Ему нужны деньги, чтобы поехать в Эрец-Исроэл. Так где же взять столько наличных, чтобы откупить его дом? Община Мейсеголы не хочет, чтобы он уезжал, и не одолжит ему денег. Гость увидел, как в комнату вошли два еврея. Он встал с дивана и надел лапсердак.

Реб Арье-Лейб Медовник был выше главы валкеникской ешивы на голову. У него были длинные крученые пейсы и белая волнистая борода. Глаза смотрели из-под тяжелых бровей на вошедших евреев дружелюбно и в то же время печально. Он расспросил главу ешивы, как далеко продвинулись в учебе его ученики и достойно ли поддерживает их община местечка. На протяжении всей беседы его лицо оставалось затуманенным заботами, да и глава ешивы тоже выглядел сильно обеспокоенным. Один только Эльцик Блох так и сиял, так и светился радостью. Его словно подменили, он расхваливал ешиботников, главу ешивы и даже супругу главы ешивы.

— Валкеники ходят ходуном. Вчера приехала раввинша, супруга реб Цемаха. У нее лицо как у принцессы. Город доволен, что главе ешивы больше не придется быть одному.

— Дай Бог счастья, — пожелал пожилой раввин молодому главе ешивы, и они тепло распрощались. Каждый из них занялся путаницей своей собственной жизни.

Однако после того, как в синагоге были зажжены субботние свечи, на лице реб Арье-Лейба Медовника нельзя было разглядеть никаких признаков грусти. Его широкая мясистая физиономия была красной и свежей от горячей миквы, в которую он погружался в честь субботы. Обыватели не могли оторвать взглядов от его фигуры, осанки и силы, сквозившей в каждом движении. Сидевшие у восточной стены евреи, посвятившие себя изучению Торы, перешептывались, что мейсегольский раввин так и лучится здравым умом. Видно, что он не какой-нибудь крючкотвор, разум которого хромает. Он не сосредоточится на том, что не важно, не станет трактовать законы с особой жесткостью и не будет давить на людей. Он понравился и тем, кто был постоянно недоволен и вечно выступал с претензиями. Это был еврей, который не побоялся бы запретить продукцию мясника за малейшее нарушение. Даже евреи с задних скамей чувствовали, что в лице этого раввина они найдут друга, который выслушает их и даст им совет в трудную минуту. После встречи субботы прихожане смотрели, как мейсегольский раввин говорит с валкеникским раввином. Эти двое сидели в углу рядом с орн-койдешем, и серебро их бород сплеталось вместе. Они о чем-то шептались, и их лица светились, как у друзей юности, встречающихся на старости лет и рассказывающих друг другу о радости, которую доставляют им внуки.