Целоваться с дьяволом - [15]

Я за прошедший год повзрослела, а он как-то полинял, захирел. Но, услышав о моих претензиях на квартиру, чуть не умер от злости.

— Иди отсюда, шмакодявка, не то я тебя искалечу! Ни черта не получишь, сучка! — орал он мне вслед. А я, в общем-то, и не расстроилась. Я была уверена, что он не согласится на размен, и теперь имела полное право обратиться в суд. Что и сделала.

Но пока тянулись судебные дела, мне приходилось жить с бабушкой.

— Ты должна быть теперь хорошей девочкой, — твердила Виктория с утра до вечера.

Но я уже была другой и вела себя по-другому. В один далеко не прекрасный день я возвращалась поздним вечером от подружки. У нее был видеомагнитофон — фантастическая роскошь в те времена. К подобным счастливчикам все ходили в гости — смотреть американские боевики и эротические комедии, набиваясь человек по двадцать в комнату. Я шла под впечатлением от просмотра «Греческой смоковницы».

На самом деле, эта «Греческая смоковница» — вовсе не порнуха и не эротика даже. Просто девчонка ищет настоящей любви доступными ей способами при своих возможностях и данных. По дороге домой я представляла себя такой же сексуальной и контактной, как героиня фильма, и вдруг прямо мне на голову упали мои вещи в пакетах! Я посмотрела вверх и обомлела — Виктория скидывала с балкона мою одежду и книги, крича на весь двор: «Пошла вон, потаскушка!» От обиды слезы потекли градом. Я собрала шмотки в сумку, села на лавочку и пригорюнилась. Ну куда же мне идти? Здесь мой дом. Уже одиннадцать часов вечера. И дождь. И холод. Но делать было нечего, и я пошла по старой памяти на вокзал. Там хоть тепло.

На вокзале я долго не могла заснуть. Шум, вонь, шныряющие туда-сюда цыгане. И еще я очень боялась, что будут проверять документы. Все же задремав под утро, я проснулась от шума зарождающегося дня. Рюкзак мой цыганята едва не украли, еле отбила. Зачем этим дикарям могли понадобиться старые джинсы и книжки Франсуазы Саган, я не понимала. Впрочем, это казалось пустяком по сравнению с общими туманными перспективами. Но задерживаться более на вокзале я побоялась, чтобы не попасть снова в руки какого-нибудь подонка типа Цыпы. И я решила вернуться домой. Но уже на выходе с вокзала мне в руку вцепился какой-то кавказец. Отбиваться по-настоящему я научилась еще в интернате под чутким руководством Пафнута и двинула хачика каблуком по коленной чашечке. «Сын гор» заорал как резаный, но хватку не ослабил. Тогда я заверещала в полный голос. И тут какая-то могучая сила приподняла кавказца над землей, крутанула его в воздухе, и он отлетел метра на три, ударившись черепушкой об пол.

— Ну ты как, котенок? — обратился ко мне мой спаситель и дернул меня за кудряшки.

Я посмотрела на него, и сердце мое остановилось. Я поняла, что пропала. Вот так, с одного взгляда, намертво влюбилась в совершенно незнакомого человека…

Его звали Андрей. Он был, что называется, крутой — коричневая кожаная куртка, синие джинсы и роскошные сапоги-казаки. Красота у него была мужская, какая-то былинная. Тяжелая челюсть, цепкий взгляд, орлиный нос с горбинкой (перебили в детстве в драке) и коротко стриженный ежик черных волос. На вид он был много старше меня, потом я узнала, что ему тридцать три года, как мне сейчас. Но тогда я чувствовала себя очень маленькой, стояла перед ним как Дюймовочка перед Ильей Муромцем.

— Нормально, и нечего волосы дергать! — возмутилась я в ответ. — Терпеть не могу, когда прикасаются к голове.

— Какой злой котик, но очень, очень обаятельный! — Спаситель запустил руку в мои волосы.

— Болван тупой! — выпалила я, покраснев.

А он расхохотался:

— Значит, я тебе понравился!

— Очень много о себе понимаете, — пробормотала я.

— А куда ты собралась, душенька? — Он встряхнул мой рюкзак и саркастически приподнял одну бровь. В этот момент в его лице мелькнуло что-то сатанинское, и я невольно поежилась.

— Никуда я не собралась. Я из дома ушла, — призналась я неожиданно для самой себя.

— Бедный котенок! Но это же судьба! А ко мне пойдешь? — Он насмешливо смотрел на меня, теребя мой подбородок.

— Руки уберите, тогда пойду! — упрямо заявила я.

— Киска! Ты такая обаятельная, что удержаться просто невозможно — ну не ногами же мне тебя обнимать!..

В это время кавказец потихоньку стал приходить в себя, но выяснять отношения поостерегся. Поворчал на своем языке и отправился к вокзалу. Андрей свистнул вдогонку и, показывая на меня, угрожающе крикнул:

— Это моя дэвочка! Тронешь ее — все яйца отобью!

Народ кругом засмеялся, а Андрей взял меня за руку, поднял рюкзак и повел к своей машине.

Машина у него была классная — высокая, черная и огромная, джип. Сейчас смешно вспоминать — вон их сколько на Тверской газует, а тогда «чероки» было два-три на всю Москву. Богема предпочитала «мерседесы» и «ауди», а криминальные авторитеты еще не оценили преимуществ джипа и выбирали «БМВ» с тонированными стеклами — вот уж действительно разбойничья машина.

В джипе было тепло. Андрей протянул мне свою кожаную куртку.

— Вид у тебя какой-то сирый, — заботливо оглядел он меня. — Вот, может, выпьешь? Возьми. — И протянул мне бутылку водки с пластиковым стаканом, который был надет сверху. Я почему-то тут же вспомнила вокзального сутенера Цыпу — там все тоже начиналось с водки, да и тошнотворный финал как-то не забывался.