Царство женщин - [110]

Проведя несколько дней в деревне, чем она воспользовалась, чтобы дать обед офицерам армейского полка, расположенного поблизости, Елизавета вызвала к себе ла Шетарди, сообщая ему, каких трудов ей стоило сдерживать пыл своих приверженцев, благодаря тому, что Нолькен своими неприемлемыми условиями задерживал исполнение условленного плана. Обязанный действовать согласно полученным инструкциям за одно со своим шведским коллегою, маркиз вынужден был, помимо воли, поддерживать требование, также и по его мнению, совершенно безосновательное, добавив, что его личным желанием было бы, чтобы дело уладилось, так как связи, соединяющие Францию и Швецию, может быть доставили бы королю случай доказать цесаревне тем или иным способом свою дружбу.[359]

Большего ей не удалось добиться. Ла Шетарди окончательно сам потерял почву под ногами и так убедительно оправдывал свое поведение перед своим начальством, что поколебал даже решимость последнего. Подозрения закрались в голову Амло. Чистосердечно ли действовала Елизавета, высказывая такое мужество после стольких проявлений малодушия? Не являлась ли она орудием западни, расставленной правительством Анны Леопольдовны для Швеции во Франции? «Я нахожу такое несоответствие», – писал он к ла Шетарди, – «между решительным и смелым планом цесаревны и легкомыслием и слабостью ее характера, как вы мне его описывали, что не могу воздержаться от некоторого недоверия». Но подобное впечатление было непродолжительно, и со следующей почтой маркиз получил предписание расстаться с замкнутостью, какой он себя окружил. Ему было поручено передать Елизавете, что воинственные приготовления шведов находили себе поддержку в короле и что его величество «даст им возможность содействовать перевороту, когда она совершит его при их участии».[360]

В конце мая Государственный Секретарь сделался еще настойчивее. Валор и Бель-Иль сообщили ему о значении, придаваемом Фридрихом обязательствам, которых от него добивались. Необходимо было во что бы то ни стало побудить шведов перейти к наступлению! Ла Шетарди получил приказание вмешаться в дело и добиться от Елизаветы удовлетворения Нолькена. Он предложил ей сохранить письменный договор в своих руках. Прижатая к стене, она решительно отказала. «Она не желала навлечь на себя упрека народа, если бы ей пришлось в чем-нибудь пожертвовать его правами, чтобы добиться для себя престола». В то же время, придерживаясь принятого правила, более не стесняться, она решила временно прекратить свои сношения с французским посланником. Только что перед тем она совершила крупную ошибку, вообразив, что сумеет привлечь на свою сторону ужасного Ушакова, отклонившего ее предложения весьма невежливым образом. Она догадалась, что он предупрежден; может быть, даже имеет в руках доказательства. В то же время она узнала, что капитан Семеновского полка, ее преданный приверженец, находясь на карауле в императорском дворце, явился предметом лестного внимания со стороны герцога Брауншвейгского; Антон-Ульрих наговорил ему тысячу любезностей и вручил триста червонцев.[361] Следовательно, Анна Леопольдовна и ее супруг также знали о заговоре и намеревались употребить все усилия, чтобы помешать его осуществлению. Цесаревна уже видела себя с обстриженными волосами, а свое прекрасное тело облеченным в монашескую рясу. Но, she has not one bit nuns flesh about her (в ней нет ни крошки монашеской плоти), по утверждение Финча. Трусливо она вернулась к своим прежним привычкам – к замкнутой жизни. Самому Нолькену пришлось звать Лестока под предлогом пустить себе кровь, чтобы узнать о положении дел!

В мае лекарь посетил ла Шетарди, но «лишь обнаружил снедавшее его беспокойство. При малейшем раздававшемся шуме он быстро подбегал к окну и воображал, что погиб.[362] И сама цесаревна, заметив маркиза в садах летнего дворца, благоразумно уклонялась от встречи, что ставила себе в заслугу перед регентшей.

В конце июня Нолькен был отозван своим двором, склонявшимся к войне совершенно помимо Елизаветы, стараясь, однако, внушить цесаревне, что его решимость стоит в зависимости от ее намерений и желания их поддержать. В действительности шведы медлили взяться за оружие лишь добиваясь от Франции более крупной субсидии, а также благодаря неполной своей боевой готовности. Колебания цесаревны также благоприятствовали их планам, предоставляя более времени для переговоров и приготовлений.[363] Тем не менее, расставаясь с Елизаветой, шведский посланник настаивал на получении «письменного обещания», без которого дело не могло двинуться вперед. Она сделала вид, что не понимает о чем идет речь, указав движением руки, что присутствие находившегося туг же камергера мешает ей высказаться; затем шепотом кинула Нолькену следующие слова: «Я жду лишь вашего выступления, чтобы также начать действовать. Завтра Лесток будет у вас». И швед вообразил себе, что победа осталась за ним. Но лекарь принес ему лишь письмо от цесаревны к герцогу Голштинскому, заключавшее в себе, по уверению Лестока, «доказательство обязательств принятых на себя его повелительницей относительно Франции и Швеции». Он обещал побывать еще раз, но не сдержал слова.