«Царское дело» Н.А. Соколова и «Le prince de l'ombre». Книга 1 - [156]
Результаты проведенного «розыска» начальник Управления Приморского губернского ВРК изложил 13 декабря 1922 г. в докладной записке в Дальревком:
«Неким гражданином] Фрей, служившим временно в экспедиции осведомительного Отдела Упр[авлени]я Внутренними] Делами Правительства Дитерихса, было заявлено, что в средине октября тек[ущего] г[ода] им было упаковано 1000 экземпляров книги “Убийство царской семьи”, автором которой является Дитерихс.
Генеральный консул Франции во Владивостоке René André. Фотография 1918–1919 гг.
Эти книги предназначались к отправке в Харбин, но ввиду прекращения движения Владивосток-Харбин, за порчей путей партизанами, книги эти в Харбин не были отправлены, а были сданы, перед самым бегством белых, на хранение Французскому Консулу во Владивостоке.
При попытке обнаружения этих книг в Французском] Кон[сульст]ве и выяснения их дальнейшей судьбы, Французский] Консул дать сведения по существу этого дела отказался…»
Тот же мотив, что и в приведенном нами ранее письме М.К. Дитерихсу от 20 июня, содержится и в другом послании Н.А. Соколова, отправленном десять дней спустя (30.6.1922) – генерал-лейтенанту Н.А. Лохвицкому[69]:
«Всё, что возможно было здесь сделать, сделано. Крайне необходимо нахождение судебного следователя по таким делам на В[остоке] России. Там существуют многие обстоятельства, требующие большой работы. Здесь я имею возможность оставить опытное лицо, которое бы при случае с успехом могло бы заменить меня».
Под «опытным лицом» Николай Алексеевич, скорее всего, имеет в виду капитана П.П. Булыгина. Подтверждение тому мы обнаруживаем в одной из статей Павла Петровича, опубликованных им в 1928 г. в рижской газете «Сегодня» (№ 211), рассказывающей о разоблачении Лжеанастасии.
«В Сибири, – пишет он, – я стал помощником следователя Соколова, т. е. вернее, офицером, состоящим в его распоряжении, и через мои руки прошло всё следствие по делу убийства Царской Семьи. […] В 1920 г. я догнал Соколова в Париже и весной 1921 г. выехал по его приказанию в Берлин, где продолжал работать по его указанию. Там же впервые я встретился с “Незнакомкой”, о которой по приказанию Соколова я произвел самостоятельное дознание. […] Вопрос о самозванках не новый в истории следственной работы Н.А. Соколова: в Сибири мы их встречали не один раз, но это дело требовало особенно тщательного исследования, и таковое я и производил».
Генерал-лейтенант Николай Александрович Лохвицкий
Но продолжим цитировавшееся нами письмо Н.А. Соколова генералу Н.А. Лохвицкому: «…О положении порученных мне дел об убийстве Царской Семьи и иных Августейших Особ», пишет далее Николай Алексеевич, он считает «необходимым довести […] до сведения Русских людей, продолжающих борьбу с большевиками на Востоке России».
Что же именно следователь считал важным донести до тех, кто еще продолжал сражаться на последнем клочке Русской земли? – «Убийство всех Членов Дома Романовых, – пишет он, – является осуществлением одного и того же намерения, выразившегося в одном (едином плане) […]
Генерал М.К. Дитерихс в Никольск-Уссурийске. Лето 1922 г.
За много лет до революции возник план действий, имеющий целью разрушение идеи Монархии. […]
Вопрос о жизни и смерти Членов Дома Романовых был, конечно, решен до смерти Тех, Кто погиб на территории России: непосредственным поводом для этого [1 нзб.] опасность Белого движения и, в частности, для судьбы Великого Князя Михаила Александровича, не только в Сибири, но и на Севере России (Архангельск).
Работа, имевшая целью гибель идеи власти Монарха, была направлена не только на носителей власти Монаршей, но и на других Членов Дома Романовых разными способами. Эта работа не прекращена и доныне».
Тем временем положение в Приморье всё ухудшалось.
Грамота Приамурского Земского Собора Временному Приамурскому Правительству. Владивосток. 26 июля/ 8 августа 1922 г.
Оно и с самого начала было безнадежным. Один из активных деятелей Собора юрист С.П. Руднев (1872–1934) рисует в своих мемуарах удивительную по силе картину:
«В первых же заседаниях Собора было постановлено обратиться с особою грамотой ко всем Русским людям, и составление ее было поручено мне. […]
За своё короткое существование в Приамурском Земском Крае вышло четыре эмиссии почтовых марок. Они представляли из себя надпечатки на прошлых выпусках марок Российской Империи, Омского правительства и Дальневосточной республики, выполненных церковнославянским шрифтом. Надпечатки производились в типографии Государственного банка во Владивостоке и находились в обращении вплоть до 25 октября 1922 г.
Мы мало рассчитывали на то, что грамота эта дойдет до населения так, как нам этого хотелось, знали также и то, что, и дойдя, призыв наш не даст желаемых результатов, но перед смертью, – а смерть наша была уже несомненна, так как только что появилось объявление японского военного командования об эвакуации Приморья к половине октября, – перед смертью, говорю, хотели дать знать о себе своим Русским людям, оставить память и завещание последних гибнущих белых на последнем кусочке Белой Великой России».
