Царский выбор - [56]
Вбегает девушка.
Девушка.Матушка Анфиса Герминовна! Тебя золотых дел мастер ищет! И скорняк тебя спрашивал. И швеи тоже тебя хотят.
Анфиса уходит в большой досаде. Нянька Акимовна входит к Настасье.
В опочивальне.
Нянька(громко).Вот, Порфирьевна, царевна Татьяна тебе сласти немецкие посылает.
Нянька протягивает Настасье нарядную коробочку. Настасья боязливо принимает ее. Нянька вынимает из рукава бутылочку.
Нянька(шепотом).Это святая вода. Покропишь порог и где только можно. Мы сами толком не знаем, что делать надо.
Настасья(печально).Я по ночам буду молитвы читать. Нечистая сила пуще всего ночами лютует. Я спать не буду, буду всю ночь читать. У Фимушки тут молитвослов есть.
Нянька(недоверчиво).Ты что, грамоту знаешь? (Настасья кивает.)Кто же тебя научил?
Настасья.Муж. А его барин выучил — Фимушкин дед. У него в доме все люди были грамотные. — А Афанасий Петрович, нашей старшей барышни муж, он и в деревне всем велит грамоте учиться, и детей учить. Он говорит, что грамоту людям Господь Бог даровал, и от нее уклоняться — это грех.
Нянька(недовольно).Ишь ты! Мы всю жизнь в царских палатах… (Спохватываясь)А царевны мои государыню хвалят — не нахвалятся. Такая, говорят, ученая, прямо не девица, а архиерей. Уж так они ее хвалят.
Настасья.Дай им Бог всяческого счастья за их доброту. А уж какие они раскрасавицы. — (Нерешительно)А почему, Акимовна, царевны твои не замужем?
Нянька.А ты уже все знаешь? Ну, сознавайся — тебе уже нашептали?
Настасья(испуганно).Я ничего не знаю. Просто я увидела, что девицы уже в возрасте, вот и спросила. У нас Фиму с пятнадцати лет высватывали.
Нянька(яростно).Не замужем и никогда замужем не будут. И не наше это рабье дело рассуждать, что да почему. И ты, Порфирьевна, запомни — здесь, на женской половине, государевы решенья обсуждать не положено — ни нам, ни царевнам, ни самой царице. А что тебе сказали — то правда.
Настасья.И про королевича правда? (Нянька утвердительно закрывает глаза.)А за что же его в темницу посадили?
Нянька.За то, что веру свою басурманскую менять не захотел. Покойный государь ему сказал — прими веру православную и тогда женись на моей дочери. А он уперся как бык, ни за что, говорит, вере своей не изменю. (Разводит руками.)Ну и вот… Звали его королевич Вольдемар. Датского короля сын. (Тяжело вздыхает, потом выпаливает)Православных государей теперь во всем свете не осталось, все кругом басурмане. Так что не за кого нашим царевнам выходить.
Настасья(шепотом).А за русских князей им никак нельзя?
Нянька.Эти русские князья — хуже басурман. У них только одно на уме — смуты устраивать. Один такой князь так мою царевну приворожил, что она аж высохла вся. — Я ведь младшей царевны нянька, Анны Михайловны. Татьянина померла, вот я и стала на двоих.
Настасья.Бывает так, что девка сохнет, а парень про это и не знает.
Нянька.А почему тогда не женится? В его годы уже все женаты. Старший брат у него восемнадцати лет женился. А он-вот выжидает, а она, бедняжка, сохнет, а все надеется. Знаешь, как у меня за нее сердце болит.
Настасья(покачивая головой).Ох, Акимовна, нам только до крови язык прикусить — и молчать.
Нянька(прислушиваясь).Там государыню Евфимию Ивановну почивать ведут. Мне тут больше нельзя. (Осторожно выскальзывает из Фиминых покоев.)
Входит радостная Фима в сопровождении служанок.
Фиму освобождают от драгоценностей, раздевают, умывают и т. д.
Фима.Идите отдыхать, голубушки. Меня Настасья Порфирьевна причешет на ночь.
Фима и Настасья вдвоем.
Фима в одной рубашке сидит на постели. Настасья опускается рядом с ней на колени, плачет, целует ей руки.
Фима(обнимая Настасью).Настасьюшка!
Родименькая моя! Намаялась тут, моя бедная. Небось, сидишь, нахохлившись, пошелохнуться боишься?
Настасья.Ох Фимушка, голубка моя, и вправду боюсь. Я ведь тут ничего не пойму. Тут ведь все заморское.
Фима(смеясь).Вот куда мы с тобой попали.
Я в первый день тоже старалась ни на что не смотреть. А привыкла — и совсем ничего этого не замечаю. — Ты не бойся, если что и разобьешь, все равно тебя никто бранить не посмеет. Здесь только я имею право тебя бранить. (Прижимает к себе ее голову, целует.)
Настасья расплетает Фимину косу. Берет с опаской гребень с туалетного стола и начинает расчесывать.
Настасья.Ты-то небось тоже за день устаешь?
Фима.Ох! Все эти боярыни, боярышни. Ведь
запомнить надо, как кого зовут, и кто кому кем приходится. И чей брат и сват где и когда отличился. — Но сестрицы — прямо ангелы-хранители! И подскажут когда надо, и ответят за меня. Но мне-то все равно молчать нельзя, а то, не дай Бог, обидишь кого ненароком.
Настасья.Да, обижать их никак нельзя. А то еще злобу затаят. Промежду них, чай, злых немало.
Фима(вздыхая).Ну, конечно, есть злые, куда от них денешься. А ласку все любят, и добрые и злые. — Злым она даже больше нужна. Добрая душа всегда найдет, чем утешиться. А злая и без того сама себя мучает.
Но какие сестрицы добрые! Настасьюшка, ты представить не можешь. Ведь это они тебя вытребовали. — Я-то думала, что потом тебя возьму, ну после всего, понимаешь? А ночью мне сон привиделся дурной, так Ирина, голубушка, сразу приметила и так всполошилась! И наводят, и глазят, и колдуют — мне аж стыдно стало.
