И, на ходу прилаживая лыжи, побежал, теряясь в сугробах.
Опричники остановились. Малюта ткнул кнутовищем в сторону убегавшего.
— Псов!
Собаки ринулись за Ивашкой. Отряд оцепил подножье скалы.
Никишка гнал лошадь выше. Внизу, за рекой, в стане беглых холопов засуетились. По льду стрелой скользил Ивашка. С остервенелым лаем по его следам бежали псы.
— Братцы! На выручку! — крикнул Ивашка.
Его узнали, бросились к лукам, рогатинам, топорам.
Лошадь Никишки забилась в сугроб. Обессиленная только вздрагивала всем телом, не могла тронуть розвальни с места.
Опричники приближались. Они уже окружили подножье скалы.
Путь к реке был отрезан.
Никишка схватил крылья, моргнул Фиме, бросился к вершине скалы.
Малюта пришпорил коня. За ним, приготовив луки, скакали опричники.
— Живьём доставить царю! — кричал, надрываясь, Скуратов. — Или никому головы не сносить!
Никишка бежал. И одной руке держал крылья, в другой — обессилевшую Фиму.
— Братцы. На выручку! снова крикнул Ивашка.
Дождь стрел впился в морды псов.
Атаман прицелился в опричников.
— Бей, братцы, царских холопьев!
Никишка взобрался на вершину, огляделся. Внизу справа — лес, слева белое поле. И на всех дорогах — опричники. Только одна осталась — к Чёрному Яру, с вершины и через реку.
Решительно взглянул на Фиму.
— Не печалься, Фимушка! Крылья выручат!
Втиснулся поспешно в хомут.
Левое крыло беспомощно висло, подрезанная Калачом завязь разорвалась.
Никишка в суете не заметил порчи.
— Летим, Фима!
Девушка прижалась доверчиво к его груди, закрыла глаза.
Никишка обнял её, взмахнул крыльями, повис в воздухе.
Вдруг всё закружилось, завертелось.
Со страшной силой ударились они о скалистые выступы...
На опушке леса показались беглые.
— К обрыву! — кто-то призвал и смолк тут же.
Два обезображенных тела с раскроенными черепами задержались на мгновение на выступе, ринулись в пропасть.
По откосу, по ослепительно яркой канве девственной целины снега заалели узоры из крови.
