Царский суд - [91]
— Снять!
Набросился на палачей.
— Заморили прежде сроку! Тоже умельцы. — И, надевая шапку, приказал:— Зарыть в сенцах!
Иоанн стоял на корточках перед Калачом. Опричники дежурили на лестнице.
— Пошто Хаят с тобой в темницу ходила?
Насмешливо взглянул Калач в лицо царя, чуть приподнялся на локте.
— Не меня, царь, пытаешь. У царицы спроси.
Грозный поднялся. Жёлтое вытянутое лицо постарело, собралось густыми морщинами. Пальцы машинально теребили дергающийся клин бороды.
Калач, уже холодеющими губами, прошептал:
— Да ещё на перстень выдумщика глянь... он тряпкой... обмотал.
Грозный проткнул посохом грудь Калача.
ГЛАВА XV
Фиолетово-молочная пелена, окутавшая горизонт, серела, расплывалась и таяла, вспыхивая на востоке. Седой туман заклубился, разбух, рассыпался ослепительно сверкающей пылью.
Из-за снежного поля, лениво потягиваясь окостеневшими суставами, выглянул лес. Всходило январское солнце.
На дворе льнотрепальни суетились возчики, готовясь в путь. Ивашка не принимал участия в общем гомоне, сидел в стороне, грудью тянул какую-то унылую песню. Изредка он вглядывался обеспокоенно в сторону мастерской Никитки, тщетно ждал Фиму.
По случаю дня собора апостолов льнотрепальня стояла. Рабочие пришли поздно, для сортировки кудели. Наконец Ивашка увидел сестру. Она стояла, притаившись, в сарайчике при амбаре и отчаянными жестами манила его к себе. Ивашка неторопливо направился в противоположную сторону, скрылся за сугробами.
Фима на четвереньках поползла к нему. Он, усевшись в снег, поджидал её.
— Мешкаешь, а обоз вот-вот уйдёт.
Припала к его руке.
— Придёт он. Помешкай немного.
Сумрачно махнул рукой, поднялся.
— Где уж придёт!
Головной в последний раз обошёл обоз.
— Готовсь!
Возчики сели на лошадей, перекрестились, тронулись в путь. Ивашка насильно потащил за собою сестру. Она отбивалась, молила:
— Помешкай... немного ещё... он придёт.
Слова стыли на губах, казались самой ей бессмысленными и несбыточными.
Ивашка открыл полость, втолкнул Фиму в приготовленное убежище, сел на коня.
Медленно двигался по слободе обоз. У ворот стрелец пересчитал лошадей. Махнул рукой сторожу. Со скрипом раскрылись кованые ворота, пропустили обоз. Возчики свободно вздохнули, хлестнули коней.
Уже далеко за заставой они оживлённо заговорили, остановились перекусить.
— Жив? — весело перешучивались, усаживаясь у костров, щупали головы друг у друга.
— Был в слободе, а голова на плечах. Чудеса.
И, точно выпущенные на волю после долгого заключения, по-детски радовались зимнему холодному солнцу, кострам, залёгшему далеко к горизонту седому необъятному полю.
После пытки калёным железом Никишку оставили на время в покое. Он лежал на земле, привязанный к крыльям. Горло давил тяжёлый железный ошейник. На стене висел чертёж крыльев, а в углу были набросаны в беспорядке чучела и инструменты.
Всё это приказал снести в темницу Скуратов.
Никишка глухо выл от нестерпимой боли. На груди чёрными клочьями свисала сожжённая кожа, сгустки крови залепили нос и рот, мешали дыханию. За стеной кто-то, не передыхая, стучал заступом. Сквозь мутящееся сознание заключённый неожиданно вздрагивал, напряжённо прислушивался.
— Для меня... яму роют, — выкрикивал он в полубреду, зябко ёжился.
Никишка не слышал, как пришёл с палачами Малюта.
— Эй, ты, умелец!
Чуть приоткрыл глаза.
— Я тебе милость принёс.
Наклонился к холопу, с наслаждением заглянул в глаза, вспыхнувшие надеждой.
— Зарывать не буду живьём, а...
Малюта облизнулся, взбил бороду, переждал.
Никишка подался всем туловищем вперёд, — остро врезался в горло ошейник, утыканный мелкими, как булавочная головка, шипами.
— ...а сожгу тебя на костре с крыльями и всем имением твоим. — И приказал палачам: — Начинай!
Угрюмый, злой, шаркающей походкой, тяжело опираясь на посох, к темнице подошёл Иоанн. Десять опричников выстроились вдоль стен сводчатого коридора. В руке у каждого горела свеча. Стрелец приоткрыл дверь, отполз подальше в угол. Малюта и палачи упали перед царём на колени.
Грозный подошёл вплотную к Никишке. Всё тело его вздрагивало и почти закрылись глаза. Вдруг он ткнул посохом в спину палача.
— Руку!
Тот не понял, вскочил, бросился к заключённому.
— Руку! Дьяволы! Смерды! Всех на костёр!
Уже кричал царь, захлёбываясь, бил себя в грудь кулаком, лицо покрылось желваками, задёргалось. Правый глаз закрылся, левый горел жутким звериным блеском. Клещами впились пальцы в руку Никишки. Грозный сразу стих, присмирел, голова ушла в плечи. Расслабленным голосом, точно жаловался на незаслуженную обиду, попросил Малюту:
— Размотай тряпку на пальце у выдумщика.
Скуратов сорвал лоскут. Царь впился в перстень Темрюковны, сорвал его с пальца. Холодное спокойствие разлилось по его лицу. Молча вышел, крепко держался за руку Малюты, глазами отпустил опричников от себя.
Царица не поднималась с постели. В соседней комнате, чуя беду, перепуганно жались по углам боярышни.
Неподвижно стояли у двери стрельцы. Поодаль, у выхода на двор, дежурил Друцкой.
Иоанн направился в церковь. На паперти он выпустил руку Скуратова, скривил болезненно губы.
Константин Георгиевич Шильдкрет (1896–1965) – русский советский писатель. Печатался с 1922 года. В 20-х – первой половине 30-х годов написал много повестей и романов, в основном на историческую тему. Роман «Кубок орла», публикуемый в данном томе, посвящен событиям, происходившим в Петровскую эпоху – войне со Швецией и Турцией, заговорам родовой аристократии, недовольной реформами Петра I. Автор умело воскрешает атмосферу далекого прошлого, знакомя читателя с бытом и нравами как простых людей, так и знатных вельмож.
Роман рассказывает о холопе Никишке, жившем во времена Ивана Грозного и впервые попытавшемся воплотить мечту человечества — летать на крыльях, как птицы. В основе романа — известная историческая легенда. Летописи рассказывают, что в XVI веке «смерд Никитка, боярского сына Лупатова холоп», якобы смастерил себе из дерева и кожи крылья и даже с успехом летал на них вокруг Александровской слободы.
Роман повествует о бурных событиях середины XVII века. Раскол церкви, народные восстания, воссоединение Украины с Россией, война с Польшей — вот основные вехи правления царя Алексея Михайловича, прозванного Тишайшим.
В трилогии К. Г. Шильдкрета рассказывается о реформах, проводившихся Петром Великим, ломке патриархальной России и превращении её в европейскую державу.
Действие исторических романов Константина Георгиевича Шильдкрета (1886-1965) "Бунтарь" (1929) и "Мамура" (1933) уводит читателей в далекую эпоху конца 17 - начала 18 века. Тяжелая жизнь подневольного русского народа, приведшая к серьезным колебаниям в его среде, в том числе и религиозным; борьба за престол между Софьей и Нарышкиными; жизнь Петра I, полная величайших свершений,- основные сюжетные линии произведений, написанных удивительным, легким языком, помогающим автору создать образ описываемого времени, полного неспокойствия, с одной стороны, и великих преобразований - с другой.
Преобразование патриархальной России в европейскую державу связано с реформами Петра I. Это был человек Железной Воли и неиссякаемой энергии, глубоко сознававший необходимость экономических, военных, государственных, культурных преобразований. Будучи убеждённым сторонником абсолютизма, он не останавливался ни перед чем в достижении цели. Пётр вёл страну к новой Жизни, преодолевая её вековую отсталость и сопротивление врагов.
Конец XIX века, научно-технический прогресс набирает темпы, вовсю идут дебаты по медицинским вопросам. Эмансипированная вдова Кора Сиборн после смерти мужа решает покинуть Лондон и перебраться в уютную деревушку в графстве Эссекс, где местным викарием служит Уилл Рэнсом. Уже который день деревня взбудоражена слухами о мифическом змее, что объявился в окрестных болотах и питается человеческой плотью. Кора, увлеченная натуралистка и энтузиастка научного знания, не верит ни в каких сказочных драконов и решает отыскать причину странных россказней.
Когда-то своим актерским талантом и красотой Вивьен покорила Голливуд. В лице очаровательного Джио Моретти она обрела любовь, после чего пара переехала в старинное родовое поместье. Сказка, о которой мечтает каждая женщина, стала явью. Но те дни канули в прошлое, блеск славы потускнел, а пламя любви угасло… Страшное событие, произошедшее в замке, разрушило счастье Вивьен. Теперь она живет в одиночестве в старинном особняке Барбароссы, храня его секреты. Но в жизни героини появляется молодая горничная Люси.
Генезис «интеллигентской» русофобии Б. Садовской попытался раскрыть в обращенной к эпохе императора Николая I повести «Кровавая звезда», масштабной по содержанию и поставленным вопросам. Повесть эту можно воспринимать в качестве своеобразного пролога к «Шестому часу»; впрочем, она, может быть, и написана как раз с этой целью. Кровавая звезда здесь — «темно-красный пятиугольник» (который после 1917 года большевики сделают своей государственной эмблемой), символ масонских кругов, по сути своей — такова концепция автора — антирусских, антиправославных, антимонархических. В «Кровавой звезде» рассказывается, как идеологам русофобии (иностранцам! — такой акцент важен для автора) удалось вовлечь в свои сети цесаревича Александра, будущего императора-освободителя Александра II.
Андрей Ефимович Зарин (1862–1929) известен российскому читателю своими историческими произведениями. В сборник включены два романа писателя: «Северный богатырь» — о событиях, происходивших в 1702 г. во время русско-шведской войны, и «Живой мертвец» — посвященный времени царствования императора Павла I. Они воссоздают жизнь России XVIII века.
Из великого прошлого – в гордое настоящее и мощное будущее. Коллекция исторических дел и образов, вошедших в авторский проект «Успешная Россия», выражающих Золотое правило развития: «Изучайте прошлое, если хотите предугадать будущее».
«На берегу пустынных волн Стоял он, дум великих полн, И вдаль глядел». Великий царь мечтал о великом городе. И он его построил. Град Петра. Не осталось следа от тех, чьими по́том и кровью построен был Петербург. Но остались великолепные дворцы, площади и каналы. О том, как рождался и жил юный Петербург, — этот роман. Новый роман известного ленинградского писателя В. Дружинина рассказывает об основании и первых строителях Санкт-Петербурга. Герои романа: Пётр Первый, Меншиков, архитекторы Доменико Трезини, Михаил Земцов и другие.
Немецкий писатель Оскар Мединг (1829—1903), известный в России под псевдонимом Георгий, Георг, Грегор Самаров, талантливый дипломат, мемуарист, журналист и учёный, оставил целую библиотеку исторических романов. В романе «При дворе императрицы Елизаветы Петровны», относящемся к «русскому циклу», наряду с авантюрными, зачастую неизвестными, эпизодами в царственных биографиях Елизаветы, Екатерины II, Петра III писатель попытался осмыслить XVIII век в судьбах России и прозреть её будущее значение в деле распутывания узлов, завязанных дипломатами блистательного века.
Этот поистине изумительный роман перенесёт современного читателя в чарующий век, — увы! — стареющей императрицы Елизаветы Петровны и воскресит самых могущественных царедворцев, блестящих фаворитов, умных и лукавых дипломатов, выдающихся полководцев её величества. Очень деликатно и в то же время с редкой осведомлённостью описываются как государственная деятельность многих ключевых фигур русского двора, так и их интимная жизнь, человеческие слабости, ошибки, пристрастия. Увлекательный сюжет, яркие, незаурядные герои, в большинстве своём отмеченные печатью Провидения, великолепный исторический фон делают книгу приятным и неожиданным сюрпризом, тем более бесценным, так как издатели тщательно отреставрировали текст, может быть, единственного оставшегося «в живых» экземпляра дореволюционного издания.
Имя Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905), одного из самых читаемых исторических писателей прошлого века, пришло к современному читателю недавно. Романы «Лжедимитрий», вовлекающий нас в пучину Смутного времени — безвременья земли Русской, и «Державный плотник», повествующий о деяниях Петра Великого, поднявшего Россию до страны-исполина, — как нельзя полнее отражают особенности творчества Мордовцева, называемого певцом народной стихии. Звучание времени в его романах передается полифонизмом речи, мнений, преданий разноплеменных и разносословных героев.
В книгу вошли три романа об эпохе царствования Ивана IV и его сына Фёдора Иоанновича — последних из Рюриковичей, о начавшейся борьбе за право наследования российского престола. Первому периоду правления Ивана Грозного, завершившемуся взятием Казани, посвящён роман «Третий Рим», В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличскою, сбережённого, по версии автора, от рук наёмных убийц Бориса Годунова. Историю смены династий на российском троне, воцарение Романовых, предшествующие смуту и польскую интервенцию воссоздаёт ромам «Во дни Смуты».