Царский суд - [79]
— Эй, жги-говори...
Жадно выпил вина.
Трапезная ожила. Басманов под шум незаметно вышел из терема, в смежной комнате обрядился в сарафан, надел кокошник. Подбоченясь по-женски, вернулся в трапезную.
Царь, увидев ряженого, затрясся от смеха. Опричники подзадоривали Басманова. Вяземский, задрав подрясник, важно ходил за ним, временами порывисто налетал и облапывал. Тогда Федька тоненько взвизгивал, кокетливо отбивался и стыдливо закрывал руками торчавшие из-под сарафана на месте грудей толщинки...
У подвала Малюта жестом отпустил стрельцов, пропустил Курлятева через кованую железную дверь в темницу. Василий Артемьевич безнадёжно огляделся, пощупал впереди себя руками, опустился на солому. Его похоронила сырая мгла.
Скуратов постоял за дверью, о чём-то подумал и решительно шагнул в темницу.
— Боярин!
Тот съёжился, закрыв руками лицо, молчал.
— Слушай, боярин!
Наклонился к уху.
— Тяжко мне. Весь я не свой. Не ведаю, как и живу с ним, с бесноватым царём.
Курлятев в ужасе отшатнулся.
— Не царь, а выдумщик, басурман. И Русь-то ему нипочём. Всё бы, как на Неметчине. — И едва слышно произнёс: — Беги, боярин!
Василий Артемьевич нащупал руку опричника.
— Не шути, Малюта. Грех шутить в смертный мой час.
— Сказываю, беги.
Торопливо поднялся, загремел тяжёлым затвором. Открылась потайная дверь. Вдалеке, из узкой щели, заструился белёсый свет.
Курлятев просиял. Надежда выбраться на волю хмельной волной ударила в голову.
— Доколе живота даст Господь — слуга я тебе... А приду на Литву...
— Иди... не мешкай, боярин!
И вытолкнул узника.
Тотчас же с шумом захлопнулась дверь. Василий Артемьевич ступил на половицу и вскрикнул. Стены зашевелились.
— Малюта! Малюта!
Из подвала едва донеслось сквозь жуткий смешок:
— Боярин! Боярин! А и выдумщик царь. Всё бы ему на Руси ладить, как на Неметчине.
Стены сдвигались. Курлятев уже различал на них тёмные пятна крови и целый лес остроконечных железных шипов.
Мутился рассудок. По спине бежал ледяной озноб, жгло во рту, и на лбу проступила испарина. Собрав последние силы, приговорённый застучался отчаянно в дверь.
В ответ придушенно долетел сладострастный смешок.
— А и выдумщик царь... как придёшь на Литву...
Малюта облизнулся, нажал рычаг.
С треском столкнулись стены и медленно снова раздались.
Сплюснутый, истерзанный мясной ком беззвучно упал.
На полу запеклась кровь, такая же тёмная и набухшая, как вино на скатерти в трапезной, пролитое царём.
ГЛАВА VIII
Никишку и Фиму заперли в амбаре при льнотрепальне. Они лежали друг против друга, в цепях, приделанных к стенам.
Всю ночь провёл Никишка в бреду. Фима пыталась дотянуться до больного, железный ошейник резал горло, и не пускала короткая цепь.
Изредка, сквозь тяжёлые стоны, холоп вскидывал головой, щупал мрак широко раскрытыми, невидящими глазами, испуганно хрипел:
— А крылья пошто? Их на дыбу пошто?
Порывисто вскакивал, тяжело звякали звенья цепи, туже стягивался ошейник.
Фима в страхе крестилась, стараясь казаться спокойной, срывающимся голосом просила:
— Примолкни, Никишка... никого-то тут нету... чудится, Никишка, тебе.
Тот стихал, вытягивался на соломе, лицом вниз, руки торопливо прятал на грудь, боялся, что сейчас привяжут к ним верёвки от дыбы.
Под утро он пришёл в себя.
— Химушка...
Радостно улыбнулась девушка, протянула руки вперёд.
— Никиша...
Он облегчённо вздохнул.
— Ан и пытке конец.
И горячо, точно хотел себя убедить:
— Пошто им ещё мучить меня? Ей-ей, конец.
Зло ухватился за ошейник.
— Ежели б, сусло в щи, обруч сбить можно.
Неслышно открылась дверь. Ослепил резкий свет. Вяземский подошёл к Никишке.
— Жив, умелец!
Повернулся к Фиме.
— А девка-то удалая. Аль минула дыбу? — И строго продолжал:— Минула, сказывай?
Неопределённо покачала Фима головой.
Келарь ухмыльнулся.
— Оно и видно, ещё не висела... погоди, доберёшься. — Затем обратился к Никишке: — Жив, выходит?
Тот приподнялся с земли.
— С чего бы и живу не быть? — Показал рукой на ошейник. — Обруч токмо одолел нас совсем.
Келарь приказал стрельцам расковать заключённых.
Освобождённые от цепей Никишка и Фима вышли под конвоем на двор. Они еле передвигались. Конвойные подталкивали их.
На льнотрепальне Вяземский постучал пальцем по фландрскому колесу.
— Можешь наладить?
Холоп пощупал рычаг, приподнял крышку, скрывавшую механизм, восторженно застыл.
— Ну и диво, сусло те в щи!
Келарь нетерпеливо постёгивал в воздухе плетью.
— Можешь?
— Дай срок.
Благоговейно дотронулся до пружины, затуманившимися глазами оглядел рычаг и колесо.
Фима скрылась в толпе работниц, со страхом ждала результата осмотра.
Вертельщики сдержанно перешёптывались, с сожалением поглядывали на Никишку. Два стрельца ждали приказа Вяземского увести заключённого.
Холоп обошёл вокруг станка, ещё раз склонился над механизмом, уверенно нажал рычажок.
— Прикажи колесо вертеть.
Келарь присвистнул.
— Не вертится оно. Скоморох ты, я вижу.
Никишка раздражённо мотнул головой, ткнул в плечо приказчика, повелительно крикнул:
— Верти.
Он одной рукой поддерживал расшатавшуюся ось, другой — настойчиво тянул к себе рычаг, зорко следил за тем, как вздрагивали и отскакивали от резьбы маленького колёсика заострённые книзу колышки и бессильно вытягивалась пружина.
Константин Георгиевич Шильдкрет (1896–1965) – русский советский писатель. Печатался с 1922 года. В 20-х – первой половине 30-х годов написал много повестей и романов, в основном на историческую тему. Роман «Кубок орла», публикуемый в данном томе, посвящен событиям, происходившим в Петровскую эпоху – войне со Швецией и Турцией, заговорам родовой аристократии, недовольной реформами Петра I. Автор умело воскрешает атмосферу далекого прошлого, знакомя читателя с бытом и нравами как простых людей, так и знатных вельмож.
Роман рассказывает о холопе Никишке, жившем во времена Ивана Грозного и впервые попытавшемся воплотить мечту человечества — летать на крыльях, как птицы. В основе романа — известная историческая легенда. Летописи рассказывают, что в XVI веке «смерд Никитка, боярского сына Лупатова холоп», якобы смастерил себе из дерева и кожи крылья и даже с успехом летал на них вокруг Александровской слободы.
Роман повествует о бурных событиях середины XVII века. Раскол церкви, народные восстания, воссоединение Украины с Россией, война с Польшей — вот основные вехи правления царя Алексея Михайловича, прозванного Тишайшим.
В трилогии К. Г. Шильдкрета рассказывается о реформах, проводившихся Петром Великим, ломке патриархальной России и превращении её в европейскую державу.
Действие исторических романов Константина Георгиевича Шильдкрета (1886-1965) "Бунтарь" (1929) и "Мамура" (1933) уводит читателей в далекую эпоху конца 17 - начала 18 века. Тяжелая жизнь подневольного русского народа, приведшая к серьезным колебаниям в его среде, в том числе и религиозным; борьба за престол между Софьей и Нарышкиными; жизнь Петра I, полная величайших свершений,- основные сюжетные линии произведений, написанных удивительным, легким языком, помогающим автору создать образ описываемого времени, полного неспокойствия, с одной стороны, и великих преобразований - с другой.
Преобразование патриархальной России в европейскую державу связано с реформами Петра I. Это был человек Железной Воли и неиссякаемой энергии, глубоко сознававший необходимость экономических, военных, государственных, культурных преобразований. Будучи убеждённым сторонником абсолютизма, он не останавливался ни перед чем в достижении цели. Пётр вёл страну к новой Жизни, преодолевая её вековую отсталость и сопротивление врагов.
Исторический роман Акакия Белиашвили "Бесики" отражает одну из самых трагических эпох истории Грузии — вторую половину XVIII века. Грузинский народ, обессиленный кровопролитными войнами с персидскими и турецкими захватчиками, нашёл единственную возможность спасти национальное существование в дружбе с Россией.
Роман основан на реальной судьбе бойца Красной армии. Через раскаленные задонские степи фашистские танки рвутся к Сталинграду. На их пути практически нет регулярных частей Красной армии, только разрозненные подразделения без артиллерии и боеприпасов, без воды и продовольствия. Немцы сметают их почти походя, но все-таки каждый бой замедляет темп продвижения. Посреди этого кровавого водоворота красноармеец Павел Смолин, скромный советский парень, призванный в армию из тихой провинциальной Самары, пытается честно исполнить свой солдатский долг. Сможет ли Павел выжить в страшной мясорубке, где ежесекундно рвутся сотни тяжелых снарядов и мин, где беспрерывно атакуют танки и самолеты врага, где решается судьба Сталинграда и всей нашей Родины?
Рассказ о белорусском атеисте XVII столетия Казимире Лыщинском, казненном католической инквизицией.
Отряд красноармейцев объезжает ближайшие от Знаменки села, вылавливая участников белогвардейского мятежа. Случайно попавшая в руки командира отряда Головина записка, указывает место, где скрывается Степан Золотарев, известный своей жестокостью главарь белых…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.
Немецкий писатель Оскар Мединг (1829—1903), известный в России под псевдонимом Георгий, Георг, Грегор Самаров, талантливый дипломат, мемуарист, журналист и учёный, оставил целую библиотеку исторических романов. В романе «При дворе императрицы Елизаветы Петровны», относящемся к «русскому циклу», наряду с авантюрными, зачастую неизвестными, эпизодами в царственных биографиях Елизаветы, Екатерины II, Петра III писатель попытался осмыслить XVIII век в судьбах России и прозреть её будущее значение в деле распутывания узлов, завязанных дипломатами блистательного века.
Этот поистине изумительный роман перенесёт современного читателя в чарующий век, — увы! — стареющей императрицы Елизаветы Петровны и воскресит самых могущественных царедворцев, блестящих фаворитов, умных и лукавых дипломатов, выдающихся полководцев её величества. Очень деликатно и в то же время с редкой осведомлённостью описываются как государственная деятельность многих ключевых фигур русского двора, так и их интимная жизнь, человеческие слабости, ошибки, пристрастия. Увлекательный сюжет, яркие, незаурядные герои, в большинстве своём отмеченные печатью Провидения, великолепный исторический фон делают книгу приятным и неожиданным сюрпризом, тем более бесценным, так как издатели тщательно отреставрировали текст, может быть, единственного оставшегося «в живых» экземпляра дореволюционного издания.
Имя Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905), одного из самых читаемых исторических писателей прошлого века, пришло к современному читателю недавно. Романы «Лжедимитрий», вовлекающий нас в пучину Смутного времени — безвременья земли Русской, и «Державный плотник», повествующий о деяниях Петра Великого, поднявшего Россию до страны-исполина, — как нельзя полнее отражают особенности творчества Мордовцева, называемого певцом народной стихии. Звучание времени в его романах передается полифонизмом речи, мнений, преданий разноплеменных и разносословных героев.
В книгу вошли три романа об эпохе царствования Ивана IV и его сына Фёдора Иоанновича — последних из Рюриковичей, о начавшейся борьбе за право наследования российского престола. Первому периоду правления Ивана Грозного, завершившемуся взятием Казани, посвящён роман «Третий Рим», В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличскою, сбережённого, по версии автора, от рук наёмных убийц Бориса Годунова. Историю смены династий на российском троне, воцарение Романовых, предшествующие смуту и польскую интервенцию воссоздаёт ромам «Во дни Смуты».