Царский суд - [41]
— Да князя и подлинно нет, и не у нас, и не в городе он... Взаправду на ловы съехал, позавчера ещё. Ждём с часу на час... А тебя, почтенный, как звать-то будет? — продолжал голос из-за плеча сенной девки.
— Нас-то?.. Да всё едино, как ни зовите... Наше дело маленькое... Мы, только обороняючи княжескую честь, надумали предостеречь от лиха... И всё тут... А мы тоже с опричными едем: мишуков едем выискивать на потеху великому государю.
— Только будто за этим одним?
— Истинно так, мы едем про мишуков, а наболыпему-то в десятне опричной и другое, может, что велено запримечать — про то он знает... А предъявит прямо указы о мишуках да об весёлых людях, чтобы нам их забирать да с собою везть в слободу к царю.
— Спасибо, голубчик, за раченье да за труд князя от лиха отвесть... Потом придёшь — государь-князь тебя пожалует, доведём до сведения... А теперя нет их никого, подлинно...
Дверь захлопнулась — и на половину, довольный внушением своим, ловкий политик переехал на гнедке своём по мосту в Софийский детинец. Заехав за собор Софийский, ватажник легко отыскал выход из приказной избы и юркнул в сенцы, где двое подьячих перебранивались из-за неровного будто бы выделенья одному из них части поминка, оставленного на всю братию.
— Подавиться бы тебе, Евсей, да и Андрюхе-разбойнику моими тремя алтынами... На саван вам троим с Семёном Брыластым мои денежки!.. Может, как околевать станете, недостача будет, думалось вам, так по алтыну на рыло и прихватили... Давитесь, черти!
— Уймёшься ли ты, пропасть ненасытная?.. — утешал Евсей, более сдержанный подьячий с приписью[7], расходившегося сребролюбца. — Коли бы счёт ведал, смекнул бы, что больше тебе не полагается... А не умеешь считать — и лаешься не к месту... Туда же — обочли?! Ну, чёрт ли тебя нищего, лешего станет обсчитывать алтынами?.. И рубли Андрею Игнатьичу не невидальщина, не токма алтыны...
— Полно вам лаяться!.. — крикнул, перебивая речь, подходивший ватажник. — Со слободы от царя гроза на вашу приказную братью наслана... Десятня опричная сюда нагрянула ваши счёты проверять... Лучше помиритесь да стой как один человек... Знай, не кайтесь — что ни спросит; а заушит кого — скакните все в окошко да кричите: «Разбой!» Самое лучшее будет, коли так сделаете... Будет добиваться, где дьяка найти, опять же не показывай да помалчивай... А проговорится кто — первому попадёт кнут, а потом — петля за благодарность... А на нет — суда нет! Смотрите же — учу вас, как лихо избыть... Слушайте да всем передайте, и дьяку его милости то ж...
— Да ты-то кто? — спросил вышедший в сени под конец уже речи третий подьячий, заправлявший по воеводской избе.
— Я-то, слышь, сам же с опричными приехал... Послали меня с опричнины же набольшие, князя воеводы вашего приятели да приказного люда оберегатели... Чтобы поунять безобразия нашего теперешнего набольшего, что с нами сюда приехал.
— И правда это самое? — полуубеждённый уже, спросил подьячий. — Опричные приехали, и лютый подлинно, на́большой-от?..
— Да всё истина, сам, милый ты человек, узнаешь теперя же... Гляньте на софийский мост — увидите: едет десятня целая с помелами да с собачьими мордами...
Подьячие пустились к собору и, минут через десять воротясь, подтвердили, что подлинно сами своими глазами видели опричников, и народу — народу бежит видимо-невидимо по мосту.
— Спасибо же тебе, дружок, за предупрежденье на благо нас, грешных!.. Не забудем услуги твоей... А поступать коли так надо — оно, пожалуй что, и лучше молчать, а бить коли примется — бежать да кричать... Истинно премудро... Исполать тебе!.. Побежим, и крику на целый город хватит...
У ватажника отлегло от сердца. Он теперь надеялся, что последует всё точно так, как ему казалось надёжнее, чтобы окружить Субботу сетью улик и вывести его в то же время из себя не на одном, так на другом, а не попасться нельзя!
И сам, как правый, поехал навстречу продолжавшим путь опричникам.
— Всё разузнал? — спросил его поспешно вполголоса Суббота, выдвинувшись несколько вперёд.
— Всё. Только, должно быть, ухо держит востро: молчок... В одно слово либо немыми и глухими прикинутся либо булькают: «Знать не знаем!»
— Где же воевода живёт?
— У себя, да только нет его ноне в городе... Отъехал на ловище звериное... Да тебе вольготнее ещё будет, Суббота Амплеич, без него с ворогами приказными разделаться. Сам господин... Своя рука — владыка!
На челе Субботы легла тяжёлая дума. Глаза его горели, в горле сохло, в ушах звенело и в глазах красные круги заходили. В груди тяжёлый гнев вставал как буря, медленно накопляясь, но всё растя и застилая мраком страсти последние проблески света самосознания. Возможность мщения опьянила уже совсем рассудок, когда, съехав с софийского моста и въезжая в детинец, Суббота, тяжело дыша, весь пламенный, едва владея собой, спросил отрывисто ватажника:
— Где же дьяки живут?.. Веди меня к дьяку-ворогу.
— Вот изба дьячья — налево крылечко. Пройдёшь палату, где подьячие сидят, — дьяк — дальше. Один...
— Держи медведей наготове! — сходя с коня, уже бледный, жёстко приказал Суббота ватажнику. — Крикну: «Сюда!» — и веди самого злющего, отпустив намордник... Понимаешь?
Константин Георгиевич Шильдкрет (1896–1965) – русский советский писатель. Печатался с 1922 года. В 20-х – первой половине 30-х годов написал много повестей и романов, в основном на историческую тему. Роман «Кубок орла», публикуемый в данном томе, посвящен событиям, происходившим в Петровскую эпоху – войне со Швецией и Турцией, заговорам родовой аристократии, недовольной реформами Петра I. Автор умело воскрешает атмосферу далекого прошлого, знакомя читателя с бытом и нравами как простых людей, так и знатных вельмож.
Роман рассказывает о холопе Никишке, жившем во времена Ивана Грозного и впервые попытавшемся воплотить мечту человечества — летать на крыльях, как птицы. В основе романа — известная историческая легенда. Летописи рассказывают, что в XVI веке «смерд Никитка, боярского сына Лупатова холоп», якобы смастерил себе из дерева и кожи крылья и даже с успехом летал на них вокруг Александровской слободы.
Роман повествует о бурных событиях середины XVII века. Раскол церкви, народные восстания, воссоединение Украины с Россией, война с Польшей — вот основные вехи правления царя Алексея Михайловича, прозванного Тишайшим.
Действие исторических романов Константина Георгиевича Шильдкрета (1886-1965) "Бунтарь" (1929) и "Мамура" (1933) уводит читателей в далекую эпоху конца 17 - начала 18 века. Тяжелая жизнь подневольного русского народа, приведшая к серьезным колебаниям в его среде, в том числе и религиозным; борьба за престол между Софьей и Нарышкиными; жизнь Петра I, полная величайших свершений,- основные сюжетные линии произведений, написанных удивительным, легким языком, помогающим автору создать образ описываемого времени, полного неспокойствия, с одной стороны, и великих преобразований - с другой.
В трилогии К. Г. Шильдкрета рассказывается о реформах, проводившихся Петром Великим, ломке патриархальной России и превращении её в европейскую державу.
Преобразование патриархальной России в европейскую державу связано с реформами Петра I. Это был человек Железной Воли и неиссякаемой энергии, глубоко сознававший необходимость экономических, военных, государственных, культурных преобразований. Будучи убеждённым сторонником абсолютизма, он не останавливался ни перед чем в достижении цели. Пётр вёл страну к новой Жизни, преодолевая её вековую отсталость и сопротивление врагов.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Немецкий писатель Оскар Мединг (1829—1903), известный в России под псевдонимом Георгий, Георг, Грегор Самаров, талантливый дипломат, мемуарист, журналист и учёный, оставил целую библиотеку исторических романов. В романе «При дворе императрицы Елизаветы Петровны», относящемся к «русскому циклу», наряду с авантюрными, зачастую неизвестными, эпизодами в царственных биографиях Елизаветы, Екатерины II, Петра III писатель попытался осмыслить XVIII век в судьбах России и прозреть её будущее значение в деле распутывания узлов, завязанных дипломатами блистательного века.
Этот поистине изумительный роман перенесёт современного читателя в чарующий век, — увы! — стареющей императрицы Елизаветы Петровны и воскресит самых могущественных царедворцев, блестящих фаворитов, умных и лукавых дипломатов, выдающихся полководцев её величества. Очень деликатно и в то же время с редкой осведомлённостью описываются как государственная деятельность многих ключевых фигур русского двора, так и их интимная жизнь, человеческие слабости, ошибки, пристрастия. Увлекательный сюжет, яркие, незаурядные герои, в большинстве своём отмеченные печатью Провидения, великолепный исторический фон делают книгу приятным и неожиданным сюрпризом, тем более бесценным, так как издатели тщательно отреставрировали текст, может быть, единственного оставшегося «в живых» экземпляра дореволюционного издания.
В книгу вошли три романа об эпохе царствования Ивана IV и его сына Фёдора Иоанновича — последних из Рюриковичей, о начавшейся борьбе за право наследования российского престола. Первому периоду правления Ивана Грозного, завершившемуся взятием Казани, посвящён роман «Третий Рим», В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличскою, сбережённого, по версии автора, от рук наёмных убийц Бориса Годунова. Историю смены династий на российском троне, воцарение Романовых, предшествующие смуту и польскую интервенцию воссоздаёт ромам «Во дни Смуты».
Имя Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905), одного из самых читаемых исторических писателей прошлого века, пришло к современному читателю недавно. Романы «Лжедимитрий», вовлекающий нас в пучину Смутного времени — безвременья земли Русской, и «Державный плотник», повествующий о деяниях Петра Великого, поднявшего Россию до страны-исполина, — как нельзя полнее отражают особенности творчества Мордовцева, называемого певцом народной стихии. Звучание времени в его романах передается полифонизмом речи, мнений, преданий разноплеменных и разносословных героев.