Царская Семья - жертва темной силы - [174]

«Английская королева спрашивает известий относительно экс-императрицы».

Государыня покраснела. Ее еще никто так не называл. Но она ответила, что чувствует себя неплохо.

Потом Керенский сказал, что желает говорить с Императором наедине. Он пошел вперед, а Государь следовал за ним.

Это было большим ударом для Цесаревича. Он в первый раз увидел, что его отец слушается чьих-то приказаний.

Когда Керенский уехал, Государь рассказывал супруге, смеясь, что Керенский чувствовал себя неловко. Он смущался и не знал, как себя держать в присутствии Императора.

Через несколько дней Керенский опять приехал во дворец.606 На этот раз одет он был прилично: во френче и гетрах. На шее его виднелся воротничек, а на рукавах - манжеты.

Он потребовал к себе полковников Кобылинского и Коровиченко (новый комендант дворца, сменивший Коцебу), и приказал доложить о себе Государю. Император вышел и пригласил их в свой кабинет. Здесь Керенский объявил, что намерен произвести изъятие бумаг Государя и уполномачивает это сделать Коровиченко в присутствии Кобылинского.

Император, не возражая, подошел к стоящему в кабинете ящику и открыл его. Там находилось много аккуратно сложенных бумаг. Объясняя по порядку значение их, Государь взял одно письмо, лежавшее, вероятно, не на месте, и сказал:

«Это письмо частного характера».

Коровиченко порывисто выхватил из рук Императора письмо, думая, что там что-то важное.

Государь пытался объяснить ему:

«Нет, позвольте».

Но Коровиченко письма не отдавал. Император возмутился и, махнув рукой, сказал:

«Ну, в таком случае я не нужен. Я иду гулять», - и вышел из кабинета.

Коровиченко долго рылся в ящике. Он забрал почти все бумаги и доставил их Керенскому в Петроград. Керенский надеялся найти там документы, доказывающие связь Императора и Императрицы с кайзером Вильгельмом, но никаких компрометирующих писем он там не нашел. Была одна зашифрованная телеграмма Государя к супруге. Долго бились над ней чиновники Временного правительства, и когда разгадали шифр, то оказалось там три слова:

«Целую крепко, здоров».

Пока разбиралась переписка и расшифровывалась эта телеграмма, Керенский решил принять некоторые меры «предосторожности». Он задумал отделить Государя от остальной Семьи. По его приказу, Император должен был жить на своей половине дворца, и видеться с Государыней и детьми только во время общего обеда и за вечерним чаем. Причем, разговаривать они могли только по-русски и в присутствии дежурного офицера.

Это очень возмутило Императрицу и она сказала Пьеру Жильяру:

«Так низко поступать с Государем после того, как он пожертвовал собой и отказался от престола, чтобы избежать гражданской войны… Как это скверно, как это мелочно! Император не хотел, чтобы из-за него пролилась кровь хотя бы одного русского. Он всегда был готов от всего отказаться, если бы был уверен, что это будет ко благу России… Да, надо перенести и эту горькую обиду!»

Ознакомившись с содержанием бумаг и убедившись в невиновности Государя и Государыни, Керенский через три дня отменил свое приказание об отделении Императора от Семьи. Он также изменил свое отношение к Царственным узникам и стал держать себя с ними вежливо и почтительно.

Переносить обиды со стороны охраны приходилось Императорской Семье каждый день, и каждый день приносил новое переживание.

Г-жа Ден пишет,607 что когда Государь гулял по парку, он возвращался во дворец глубоко огорченным. Причиной были различные неуважительные эпитеты, которые слышал Император со стороны солдат.

Как-то Государыня сказала Лили Ден:

«Можете ли вы представить, что значит для Императора сознавать, что он оторван от активной жизни?»

Еще г-жа Ден пишет о том, что ни Государь, ни Государыня не имели никаких других предчувствий относительно себя, но они очень страдали, видя, что творится в России.

Вскоре Лили Ден и Анна Вырубова по приказу Керенского были арестованы и увезены из Александровского дворца. Императрица тяжело переживала, расставаясь с А. Вырубовой и Л. Ден.

При отъезде из дворца А. Вырубова допустила оплошность. Она захватила с собой некоторые письма Государыни и Распутина и две его фотографии.

Г-жа Ден, узнав об этом, взяла эти бумаги и, разорвав их на мелкие кусочки, спустила все это в раковину туалетной комнаты. А. Вырубова стала протестовать, но Лили Ден ей ответила, что письма Распутина могут принести вред Императрице, а также и ей самой - Вырубовой.

Г-жа Ден говорила:

»… опасно оставлять что-то, что касается ее Величества или Распутина. Самое плохое может быть построено на невинных оборотах речи… вы, конечно, не хотите повредить Императрице!»

Интересный материал о царскосельском заключении имеется в книге фрейлины Государыни баронессы Софии Буксгевден, которая находилась в Александровском дворце вместе с Царской Семьей во время их пребывания там.

София Буксгевден пишет,608 что двери, ведущие из покоев Государыни на балкон, по приказанию стражи, были заколочены, и Императрица не имела возможности выходить туда и дышать свежим воздухом. Ее возили по комнатам дворца и в парк в кресле. Охрана это видела, а также обращала внимание и на печальное выражение лица Государыни. Это очень раздражало солдат. Они ругали слуг, которые везли Императрицу. Однажды они увидели, что ее кресло ведет матрос Нагорный. Они стали оскорблять его, укоряя, что он служит «жене тирана», и послали ему несколько писем, где говорилось, что если он будет продолжать это делать, то они убют его.