Царская дочь - [16]

Начался год изобилия. Повсюду разносились ароматы цветущего фенхеля и укропа. Эту и другую зелень собирали, связывали в пучки и развешивали над очагами для просушки. У овец рождались здоровые ягнята, и их пронзительное блеяние было первым, что Зиссель слышала, просыпаясь по утрам.

У Беляшки тоже родились двое козлят. Лидия, Зиссель и Иавин любили смотреть, как они выделывают смешные коленца, как играют с малышами на улице и, помахивая хвостиками, сосут молоко у Беляшки, а та кротко лежит и жует траву. Наконец, у трех коров, что были достоянием Низкого берега, народились прекрасные телята с длинными ресницами и мягкими носами. Чтобы скрыть такое богатство от царских мытарей, не позволить им забрать его на нужды ненасытного Соломонова двора, к телятам приставили детей, наказав им сторожить скотину денно и нощно и подавать сигнал, если в округе появятся чужеземцы.

Жена плетельщика решила, что с ролью участливой соседки, которую она играла после смерти Каменотеса, пора бы и покончить. Она снова стала думать о том, чтобы сосватать Берла Зиссель, и как-то вечером заговорила о своем замысле с мужем.

– Лидия вот-вот родит, – возразил тот. – И Зиссель понадобится ей дома, помогать с младенцем.

– Зиссель может помогать ей, живя у нас. Всего-то и заботы, что перейти со двора на двор, – досадливо бросила в ответ жена.

– Забудь об этом, – отрезал плетельщик. – Лидия ни за что не согласится. Берл теперь – недотепа, а Зиссель – девочка умная. Лидия любит дочь и никогда не отдаст ее за Берла.

Жена сердито шлепнула его по плечу.

– Сам ты недотепа! – рявкнула она. – Да эта девка радоваться должна, что хоть кому-то нужна, с ее-то лапой! Да еще и безъязыкая к тому же!

На глазах у нее выступили слезы гнева, горя и разочарования. Она резко отвернулась и, раздраженно топая, пошла в дом. Плетельщик посмотрел ей вслед, потер ушибленное плечо и вздохнул.

На следующий день, когда Берл вернулся домой, а Иавин ушел на реку нарезать тростника, плетельщик, поддавшись внезапному порыву, встретил сына у калитки и спросил:

– Берл, хотел бы ты жениться на Зиссель?

Берл изумленно воззрился на него. Потом медленно обернулся и уставился на соседский дом. Пару минут он стоял так, не двигаясь. На двор вышла Зиссель, погладила Беляшку с козлятами. Ее длинные волосы были распущены и, подобно мантии, покрывали плечи. Сильной правой рукой Зиссель стала доить козу, а в птичьей лапке держала плошку.

Плетельщику показалось, что сын понял его. Жалость к жене пробудила в нем надежду, которая иначе не зародилась бы в нем, и он забыл о своей привычной осторожности:

– У вас могут быть дети, – продолжил он. – Мы с матерью, конечно, будем вам помогать. Зиссель – девочка здоровая, крепче, чем кажется, и милая к тому же.

– Да, – сказал Берл, но в его глазах блеснул страх.

Тут плетельщик почувствовал что-то и обернулся. С реки, сгибаясь под тяжестью тростника, вернулся Иавин и увидел, что плетельщик с Берлом смотрят на Зиссель и говорят о ней. Иавин молчал, лицо его было непроницаемо, но плетельщик сразу понял, что надежда его жены перестала быть тайной. И еще он понял, что не только Лидия не пожелает выдать Зиссель за Берла. Иавин тоже будет противиться этому замыслу изо всех сил.

Ребенок Каменотеса мог родиться с часу на час. Ранним утром Иавин отправлялся на работу и несколько раз в день бегал домой проверить, не началось ли. Он помнил рождение братьев, и на душе у него было неспокойно.

Однажды он уже принялся за работу, как с козьего выгона прибежал пастух:

– Чужеземцы! Едут богатые чужеземцы на лошадях и ослах! Прячьте девушек! Прячьте еду! Прячьте скот!

Плетельщик позвал Иавина с собой проверить, стоит ли и впрямь бить тревогу. На всякий случай они повесили на пояса костяные ножи, а плетельщик прихватил дубинку.

Прежде чем последовать за мастером, Иавин помчался домой. Циновка, висевшая на входе, была опущена, и это могло означать только одно: роды начались. Иавин откинул циновку и осторожно огляделся, опасаясь увидеть то, что не предназначалось для его глаз. Но Лидия стояла на ногах, в обычной одежде, опершись ладонями о стену и выгнув спину. Она покачивалась из стороны в сторону и тихонько стонала. Зиссель стояла рядом. Заметив, что кто-то вошел, она испуганно подняла глаза.

Ребенок вот-вот родится, – показала она. – Мы сейчас пойдем к источникам. Вода облегчает боль.

– Нет! – Иавин схватил с полки пращу и замотал головой. – Оставайтесь здесь. Там чужеземцы. Не выходите из дому. И приведи со двора Беляшку с козлятами.

Зиссель испуганно закивала. Лидия, казалось, и не услышала его. Иавин постоял еще минуту, развернулся и побежал догонять плетельщика.

Плетельщику хотелось, чтобы рядом вместо Иавина, совсем еще ребенка, был силач Берл. Он бежал и молил богов, чтобы чужеземцы не замыслили дурного. Добежав до кустов, он нырнул в них и стал ждать Иавина. Когда мальчик, запыхавшись, догнал его, он приложил палец к губам.

Напрягая слух, они поползли дальше, пока не услышали голоса.

– Сиди здесь, – прошептал плетельщик.

Иавин сел на корточки и посмотрел ему вслед. Плетельщик пополз вперед, пока не заметил рядом какое-то движение. У воды пил чей-то мул. Рядом стояли пять женщин. Они поддерживали одну из них, совсем молоденькую. Та вдруг скорчилась от боли и истошно закричала.