— Слушай больше эту двоечницу. Ее еще не отчислили?
— Не знаю. У нее спроси.
— Она не скажет.
— Да, не скажет.
— Девочки! — прервал нас Витек. — Чего загрустили? Все у вас хорошо — молодые, здоровые.
— Заметь, Яна, слово «красивые» он не сказал!
— Это подразумевалось само собой! — оправдался Витек.
— Но ведь не сказал!
— Он подумал, да, Витенька? А Миля у тебя что-то хотела спросить, да, Миля? Она сейчас спросит быстренько и домой пойдет!
— Да, спрошу и пойду, — закивала я. Глинтвейна еще хотелось. И Лапочка опять лег и ноги отдавил.
— Так чем могу помочь? — направил мои мысли в нужное русло Витек.
— Мне нужна информация по Магаданской диаспоре. Есть в Москве такая?
— Есть. Но у русских вообще с диаспорами не скрадывается. Не тот менталитет. Что именно тебя интересует?
— Что удастся узнать. И особенно как перевозят гробы оттуда в Москву.
— Все-таки гробы! — воскликнула подруга, стукнув пустой кружкой по антикварному столу. — Сколько можно!
— Яна, не отвлекай! С мысли собьешь!
— Миля, тебя невозможно сбить с мысли, у тебя в башке компьютер! И это клевета про диаспоры. Я вот в Бакинской состою! — гордо сказала Яна.
То, что она там, по-моему, одна русская, не в счет. Витек в это время думал, а заодно отнес в мойку обе кружки, пока Яна не сломала или их, или стол.
— Сроки какие? — спросил Витек, возвращаясь к нам.
— Чем быстрее, тем лучше.
— Как всегда.
— Мне надо план действий составить.
— Миля, не надо! А то опять священника с кадилом придется вызывать! — вскинулась Яна.
— Нет, я не о том, — отмахнулась я. — Брат обещал помочь.
— Андрей что ли? — пьяно захохотала Яна. Себе она соком ничего не разбавляла, и кружки очень большие.
— Это кто? — Витек с Андреем не был знаком, и реакция Яны ему не понравилась.
— Это ее брат! Ой, умора! Андрей весь Магадан на деньги разведет! И гроб втридорога продаст! И покойника Пушкинскому музею вместо мумии подкинет!
Братик, разумеется, все это мог, но зачем же так непочтительно? Прям, обидно! Я надулась. Задергала ногами, сгоняя Лапочку. Он был очень этим огорчен. Сел и укоризненно смотрел на меня печальными глазами.
У Янки вдруг зазвонил телефон, она послушала и ответила: «Сейчас выходит». Кто выходит? И куда?
— Миля, за тобой такси приехало, — сообщила мне подруга.
— Я не вызывала…
— Я вызывала. Ровно на десять часов. Очень за тебя волнуюсь, не хочу, чтобы ты на общественном транспорте вечером ехала.
— Яна, ты такая предусмотрительная, — приятно удивился Витек.
— Конечно. У меня очень мало подруг, и поэтому я проявляю о них заботу. А Миля — моя лучшая подруга, и мне для нее вообще ничего не жалко!
— Еще говорят, что женской дружбы не бывает! — нежно улыбнулся Янке Витек.
— Это вранье! — убежденно сказала Янка. — Миля, что сидишь? Такси ждет! Выйдешь, помаши мне, я в окно буду смотреть.
Я просто-таки диву давалась. Не девушка — аула. А с виду — одуванчик с голубыми глазками, вся в светлых кудряшках, дунь — улетит.
— Ну, всем пока, я пошла.
— До свидания, Миля, — сказали мне оба, не сводя друг с друга глаз. Лапочка тихо гавкнул, проводил меня до двери, я потрепала его жирную холку.
Шла вниз по лестнице и вслух по ролям разыгрывала сценку. Ничего, что я не слышала разговор, зато могла представить.
«Виктор, ты уделяешь слишком много внимания моей лучшей подруге!»
«Яна, брось такое говорить, она нормальная девчонка!»
«Она — да. А ты ей помогаешь по любому поводу!»
«Но я уже пообещал.»
«Конечно. Она ведь такая умная. Доктор наук. А я не доктор наук. Я обыкновенная.»
«Яночка, причем здесь образование?!»
«Я же вижу, как ты с ней разговариваешь!»
«Как?!»
«Не так, как со мной. Не думала, что скажу, но я ревную».
«Яна!»
«Витенька!»
«Иди сюда!»
«Не сейчас, надо Миле в окошко помахать, она скоро выйдет!»
Я повернулась, подойдя к такси, подняла голову и помахала Яне в окне. Потом поехала домой в отличном настроении.
Кто-то принес лилии, и они воняли на всю кафедру. Я пришла на перемене, а они уже в ведре стоят. В вазу не влезли, потому что их целая охапка. Кто именно принес, мне не удалось узнать. Сказали, что выпускники. Мол, прибежали два молодых человека, сообщили, что они выпускники и оставили цветы в подарок любимой кафедре. Почему-то никто из коллег не помнил, как зовут этих самых выпускников, и в каком году они окончили университет. Просто вот память отшибло у всех. Жаль, что меня не было на кафедре в то время, когда они принесли лилии. У меня память хорошая. Или бы я догадалась спросить, кто они такие.
К концу перемены мы начали понимать, что пора открывать окна. Ну, открыли и ушли на занятия. На следующей перемене лилии продолжали активно вонять, невзирая на открытые окна. Закрыли окна, чтобы нас не продуло. Сразу пришло осознание, что это не лилии, а оружие массового поражения. У народа началась аллергия. Народ стал чихать и вытирать слезящиеся глаза.
Третью перемену лилии встречали уже в коридоре. Все проходящие мимо предлагали выкинуть вонючую гадость. И когда уже кто-то из преподавателей пошел звать уборщицу, чтобы унести лилии на помойку, я решила, что лилии надо спасать. Потому что они — халява. А к халяве надо относиться с почтением, потому что она может обидеться и больше не прийти.
