Царевна Софья - [68]

На самом деле ко времени прихода к власти Петра I массовые самосожжения почти прекратились, и в этом была заслуга Софьи, проявившей феноменальную для женщины твердость в борьбе с расколом. Среди староверов было немало ложных фанатиков, которые подговаривали к самосожжению других, а сами избегали этой страшной участи. По указу 1685 года их разыскивали и казнили, сжигая, по русскому обычаю, в срубах. Упорно проводимые правительством Софьи сыскные мероприятия способствовали тому, что волна фанатизма к концу регентства почти спала.

Другой формой протеста против официальной Церкви и государства был уход раскольников в глухие места Урала, Сибири или Крайнего Севера. Многие бежали на Дон, где по его притокам Чиру, Медведице и Хопру выросли раскольничьи скиты. В мае 1686 года донской атаман Фрол Минаев получил предписание разогнать «воров и раскольников», а их городки и села «пожечь и разорить».

Часть старообрядцев бежала за рубеж — на Кубань и Северный Кавказ, «под руку» крымского хана и кабардинских князей. Особенно большой отток шел в белорусские владения Речи Посполитой — в окрестности Невеля и Гомеля. Правительница распорядилась учредить на Тульской и Калужской дорогах специальные заставы, которые «перенимали многих людей», в частности беглых стрельцов, надевавших «для тайного проходу кафтаны сермяжные и иное такое платье, чтобы их не познали».^{206}

В Москве следственные мероприятия по делам арестованных старообрядцев находились под личным наблюдением правительницы и ближайших к ней сановников. Князь Василий Голицын лично наблюдал за пытками раскольников, которых сыскные команды приводили в подчиненные ему приказы, а записи расспросных речей старообрядцев передавал на рассмотрение Софьи Алексеевны.^{207} У Софьи не было иного выхода, кроме как уделять пристальное внимание борьбе с расколом: страна, по существу, балансировала на грани гражданской войны, волна социального протеста грозила подорвать устои российской государственности. Облеченная властью женщина благодаря своей твердости и мужеству выполнила задачу по спасению России, непосильную для многих коронованных мужчин. Петр I получил по наследству от Софьи уже более или менее успокоенную в религиозном отношении страну, что позволило ему отказаться от крайних репрессивных мер в отношении раскольников и ограничиться введением для них удвоенных налогов и штрафов.

Важной составной частью религиозной политики Софьи являлась христианизация нерусского населения страны. Правительница отказалась от методов предшественников, преследовавших «иноверцев» за нежелание принимать православие. Тобольский митрополит Павел, проявлявший в этом деле исключительнее усердие, получил 7 февраля 1686 года указ крестить татар и бухарцев только по их желанию: «…буде впредь в Тобольску которые иноземцы похотят быть в православной христианской вере, и тем велеть приносить челобитные в Тобольску в приказную избу, а как они челобитные подадут, и их роспрашивать, добровольно ль они быть хотят в православной христианской вере…»^{208}

В целом переход инородцев в православие приобрел в период правления Софьи значительные масштабы. В Москве такие случаи находились под наблюдением начальника Посольского приказа князя Василия Голицына. В делопроизводстве этого учреждения сохранилось достаточно много дел о крещении магометан и язычников. «Новокрещены» получали из казны денежные подарки; кроме того, им предоставлялись временные льготы в налогообложении.

Существенное значение имела политика Софьи в отношении других христианских конфессий — католичества и протестантизма. Противники власти правительницы упрекали ее в симпатиях к католической Польше. Полонофильство проявлялось уже в царствование Алексея Михайловича, претендовавшего на королевский престол Речи Посполитой и приблизившего ко двору известного просветителя Симеона Полоцкого. Еще более заметной стала ориентация на польскую культуру при Федоре Алексеевиче, находившемся под заметным влиянием своей первой супруги Агафьи Грушецкой. Воспитанница Симеона Полоцкого Софья Алексеевна следовала примеру брата. В мае 1684 года прибывшие в Москву австрийские послы Жировский и Блюмберг сумели добиться признания права католиков на отправление своих религиозных обрядов на территории России. Это удалось им тем более легко, что еще годом раньше Софья и Голицын выражали желание пойти на уступки католикам, когда шотландец Патрик Гордон выразил озабоченность отсутствием у маленькой католической общины в Немецкой слободе не только храма, но даже священников.

Окончательное решение об уступках католикам было принято во время переговоров Голицына с имперским секретарем Маврикием Воттой, прибывшим в Москву в июне 1684 года. По его просьбе правительница Софья разрешила постоянно проживать в Москве двум иезуитам под протекцией венского двора. В том же году в Россию приехал первый католический священник — пруссак Иоганн Шмидт. Он начал проводить богослужения в специально отведенном для этого доме. В 1686 году его сменил богемец Иржи Давид.

Появление в Москве иезуитов вызвало крайне негативную реакцию патриарха Иоакима. Давид пишет, что после приезда второго иезуита Тобиаша Тихавского «патриарх перестал разговаривать с князем Голицыным, поскольку был уверен, что мы были допущены в Москву для того, чтобы внедрять союз церквей». Иоаким даже сказал «со вздохом и слезами»: