Царевна из города Тьмы - [2]

Он тоже занимался одним из ремесел, существующих на земле: он был ханским соглядатаем. Деду хана Шахдара, отцу хана Шахдара, а теперь самому Шахдару он передавал все, что о хане говорили на базаре, хорошее и дурное. О хорошем он говорил хихикая, о дурном — с ядовитой злобой, поэтому его слова во всех случаях приносили людям беду.

Казалось бы, жители города должны были его опасаться, но люди к нему привыкли, как привыкает больной к болезни, а старик — к старости. Да и присловье древнее надо помнить: «Ложь нагла, а правда доверчива».

Вот и Сакибульбуль, хотя и знал, что беседует с предателем, ответил, уважая правду. Ведь говорят узбеки: «Если человек тебя о чем-нибудь спрашивает, — отвечай, пока ты сам еще человек, а не мертвец». И Сакибульбуль сказал:

— Хороши кони Шахдар-хана — да без него не будет владыки на земле! — но пройди всю Вселенную, от созвездия Рыбы до Луны, а не сыщешь такого скакуна, как у этого маслобоя Равшана!

— К чему мне странствовать от Рыбы до Луны, мне и здесь хорошо, возле мяса на земле, — сказал хихикая Безбородый. — Но смотри, знаток лошадей, если ты сказал неправду, если конь у маслобоя всего лишь захудалая кляча, то лучше было бы тебе сдохнуть в пеленках!

С этим Безбородый, кривляясь и неизвестно кому подмигивай, спрыгнул с возвышения (а не сошел, как надлежит степенным людям в его возрасте) и удалился, озираясь и непристойно почесываясь. Лицо и ужимки скомороха, а душа злодея — вот каким был Безбородый!

Тихо стало в чайхане, замолк базар новостей.

Хозяин, вытирая пестрым полотенцем пиалу, сказал:

— Беда нагрянет на маслобоя Равшана; ай, добрые люди, надо предупредить честного человека!

— Я сделаю это, — сказал Сакибульбуль, сказал, как всегда, запинаясь. — Ведь не кто иной, как я, своим языком, не знающим узды, навлек на Равшана беду. Коню без узды — воля, а языку без узды — горе. Я пойду к Равшану.

Маслобойня Равшана помещалась за молочным рядом, за теми загородками, где мычали телята, где коровы угрюмо жевали свою еду. Дом, окруженный со всех сторон стеной, стоял на отлогом холме, задняя часть желтой стены была пониже перед ней, а под передней был вход в подвал.

Войдя к маслобою, Сакибульбуль произнес благопожелание и сел рядом с хозяином на циновку, горестно вздыхая. Равшан был еще не стар, широк в плечах, высок ростом, он больше походил на воина, чем на мирного маслобоя. Он спросил:

— Что привело тебя в мой дом, нужда или приятная весть, горе или радость, скажи мне, знаток лошадей?

— Меня привела в твой дом вина веред тобой, — ответил Сакибульбуль, а потом поведал о том, что случилось в чайхане.

— Горе привело тебя в мой дом, — сказал, помолчав, Равшан. — А я-то сижу и жду радости. Жена моя, Биби Хилал, должна мне подарить дитя, приходит ее время. Скажи мне, однако, уважаемый знаток лошадей, как ты узнал, что мой конь лучше всех коней ханской конюшни? Да не конь он еще, а жеребенок, и, по правде сказать, держу я его в подвале, только раз в неделю выпускаю ночью на луг за озером, — как же ты его увидел?

— Весь мир шумит мне в уши конским ржанием, — сказал знаток лошадей. — Однажды я возвращался с дружеской пирушки, а дело было на другом конце города, шел я через луг, и внезапно что-то мне ударило в сердце: увидел я жеребенка, озаренного пятнадцатидневной луной, и понял: вот это конь, который быстрее сна, вот это копь, у которого за спиной крылья, вот это конь, ногам которого трепетно кланяется земля! Посмотрел я на человека, который был с ним, и узнал твоего мальчика-подмастерья. Если мое любопытство не противно тебе, то скажи, откуда у тебя такой необыкновенный конь?

— Вижу, — сказал Равшан, — что ты истинный знаток лошадей. Не только этот конь, которого я назвал Гыратом, по даже повесть о нем радует чистое сердце. Сейчас принесут чаи, и ты услышишь от меня эту повесть.

Но подмастерье не успел внести скатерть с угощением: раздался тяжелый стук в ворота. Так не стучит гость, не стучит сосед или путник — так стучат люди, которых не любят, но которые властвуют. В дом ворвались воины хана. Их сопровождал Безбородый. Хихикая и почесывая бритую голову, соглядатай сказал:

— Возьмите обоих: и Равшана, и знатока лошадей. Но сначала выведем хваленого коня.

Равшан сразу понял, что случилось недоброе и что с этим недобрым нет у него силы бороться. Он подошел к подвалу, снял засов, раскрыл двери, и во двор выбежал жеребенок. Он выбежал и остановился, зажмурив глаза, так как не привык к дневному свету. Неказист был он с виду, какой-то непонятной масти, можно сказать, совсем никудышным казался, только и было в нем проку, что длинная грива.

Безбородый захихикал:

— Видали, почтенные люди, необыкновенного коня? Ай, сокровище райского сада! Я считал шутником себя, но шутник, оказывается, ты, Сакибульбуль! Пойдем, пойдем, хан любит такие шутки! И это тебя-то, глупца, величают знатоком лошадей! Да эта кляча только мне, толстобрюхому старику, под стать! Сяду-ка я на нее!

Безбородый близко подошел к жеребейку, но тот схватил его зубами за кушак и так ударил, что упал ханский соглядатай и девять раз его голова, похожая на тыкву, перевернулась в пыли. А пока Безбородый кряхтел, поднимался, жеребенок расправил крылья — кляча-то оказалась крылатым конем! — взвился вверх и скрылся за облаками.