Царь Сиона - [155]

Анжела ничего не ответила и тихо лежала, закрывшись покрывалом.

Гензель еще более понизил голос и спросил господина:

— Что же случилось с вами, сударь? Я уже не надеялся вас больше видеть и не знал, что делать с женщиной.

— Я обошел, — ответил Вернер, — как предполагал два раза вокруг башни и ворот. Внизу двое солдат еще беседовали между собой, прочие храпели В это время мне показалось, будто я слышу шум у окна каморки где, по мнению часовых, я должен был в это время дремать. Там, как тебе известно, находятся развалины старых зданий. Я пошел на этот шум и очутился таким образом опять в том месте, где начинается вал. Но тут я понял, что шум был только в моих ушах, и хотел, смеясь над своей робостью, повернуть назад. Но в темноте я запутался, попал в густой кустарник колючек и терний. Вдруг камень оборвался у меня под ногами, и я стремглав полетел вниз, причем очутился в глубоком, мрачном пространстве. Несколько камней скатилось за мной, я взглянул вверх, — и там уже царила ночь, земля и мелкие камни, посыпавшиеся вслед за мною, совершенно засыпали отверстие, через которое я совершил это адское путешествие. В голове у меня шумело, по щекам и рукам у меня струилась кровь; колени мои были сильно поцарапаны. Дрожа от боли и нетерпения, я наткнулся ногой на что-то звонкое; нагибаюсь, поднимаю ящичек, по всей вероятности, с золотом. Я спрятал клад в мою куртку он и теперь со мной. Но в ту минуту к чему могло мне послужить обогащение? Я стал вертеться, как овца в падучей болезни; бился головой об острые углы и запутывался ногами в камнях и тине. Наконец я закрыл глаза и успокоился, чтобы собраться с мыслями; я хотел, во что бы то ни стало, освободиться из моего положения.

— Фу!.. Если бы вы на беду вздумали кричать! — заметил Гензель.

— Э, нет! Это значило бы самому звать палачей. Нет, это мне не взбрело на ум: я еще не совсем потерял рассудок; да и покровитель всех воинов, Святой Вельтен, не оставил меня. И вот, когда я открыл глаза, решившись лучше умереть голодной смертью, чем выдать себя и вас, — я попробовал сделать шаг вперед и увидел слабое мерцание. Подвигаюсь дальше, оно исчезает, потом является; я крадусь, сгорбившись, местами ползу на коленях. Наконец, наконец — я никогда не молился так горячо — дорога становится гладкой и показывается выход. И вот — темное небо, которое показалось мне лучезарным сравнительно с подземным мраком. Затем я попал в болото с тростником, и опоздавший опередил вас.

— Благодарение Богу! — сказал солдат и, приложив палец к носу, прибавил. — Я готов душу прозакладывать что вы напали случайно на тот самый подземный ход, который так долго и тщетно искали епископские полководцы. О, если бы только эти перекрещенцы его не засыпали сверху…

— Ха! — сказал Вернер. — Об этом нечего беспокоиться. Они еще не нашли его и, конечно, убили единственного человека, знавшего об этом. Я уверен, что снова найду вход снаружи. Вот-то будет смелая штука — с оружием в руках выйти из чрева земли в середине города, в то время, как другие ворвутся в Крестовые ворота!

— Крестовые ворота: это так! — возразил Гензель. — Я расшатал один из кольев в окопах и пометил его крестом. Стоит его вынуть, и мы будем на верной дороге. Тогда…

— Шш! Шш! Кажется, трубят! — прервал его рыцарь.

— Ей Богу! Это походная музыка клевских рейтеров, — сказал Гензель, радостно вслушиваясь. — Однако посмотрите, господин юнкер, пока мы болтали, заря уже занялась на небе. Поблагодарим Спасителя за то, что он помог нам счастливо перебраться сюда. Дай Бог нам также счастливо вернуться обратно, чтобы пожать плоды наших трудов. — Вдруг Гензель прервал свою благочестивую речь грубой бранью. — Пусть я буду проклят, если не воспользуюсь частью в этой жатве! — прорычал он, показывая городу кулак. — Натя, Натя, молись за меня, чтобы я мог отомстить за тебя!

И, вытерев слезу, скатившуюся из его дикого глаза, он вскочил и, вытащив белую ленту, сказал:

— Я иду теперь на передовые посты.

Вы с вашей невестой оставайтесь спокойно здесь, на месте, пока я разыщу вашего двоюродного брата, полковника Зиттарда. Его охрана откроет вам скорее доступ в лагерь. На удачу нельзя теперь полагаться перебежчикам.

И, размахивая высоко над головой своим белым шарфом, Гензель побежал по направлению потухающих огней и окрашенных розовым светом зари палаток. Вернер, послав ему вслед «счастливого пути», пробормотал про себя:

— Что выиграл я от безумия, загнавшего меня в сумасшедший дом перекрещенцев? Стыд, позор, мучительное сознание, что я должен как чужой, как презренный нищий сидеть на границе лагеря, где мои старые друзья и родственники честно служат и командуют другими… Но что же я болтаю? Разве не нашел я жемчужину красоты в этих анабаптистских болотах? А чтоб красавица не пришла с пустыми руками, благодетельная фея послала мне еще и приданое для нее. Поистине я неблагодарный плут…

Он осмотрел со всех сторон ящичек и, позвонив его содержимым, проговорил с удовольствием:

— Да, я порядочный негодяй, если мог подумать о маммоне, не пожелав доброго утра моей прекрасной невесте. А она спит, как беззаботное дитя, возле меня. Противное, черное покрывало — густое, как мешок. Если бы я не питал к красавице такого благоговения и не поклялся, что не буду настойчив в моих желаниях, я разбудил бы ее поцелуем. Она, по крайней мере, не вправе сердиться, если я открою ее лицо навстречу утреннему воздуху и, кстати, полюбуюсь розами и лилиями на ее щеках.