Царь-оборванец и секрет счастья - [25]

Может, он хотел утешить меня – не знаю. Не утешил.

– Люди думают, что успех сам собой обернется счастьем. Вот только получат в точности то, чего желают, – и станут счастливы. А потом, когда все-таки добывают желаемое, все равно остаются несчастными и хнычут, как марокканские мартышки.

Я ждал дальнейших объяснений.

– Когда я был маленький, моя семья около года жила в Марракеше – отличное это место для всяческих историй. Обезьяны были повсюду, и мы всё хотели поймать одну, но они оказывались шустрее. И тогда один старик научил нас хитрости. Надо взять бутыль и насыпать в нее орехов. Обезьяна увидит орехи в бутыли, сунет туда лапу и схватит орехи. Но теперь ладонь сжата в кулак, с орехом в нем, и лапу из горлышка уже не вынуть. Обезьяна слишком взбудоражена, ей не приходит в голову разжать лапу, и она таскает бутылку за собой. И тогда ее совсем просто поймать… Та же история с успехом. В мире полно людей – людей преуспевших, у кого на всю жизнь рука застряла в бутыли, и они ломают голову, в чем причина их несчастья. Это миф нашего века – «успех принесет тебе счастье». Но вот пролетает мимо синяя птица счастья. И что она делает? Гадит им на головы. Не догадываются об этом, но желают на самом деле того, что досталось тебе, – полного фиаско.

Даже в исполнении Ленни это показалось притянутым за уши.

– Я серьезно, – сказал он. – Фиаско – это искусство. Научись хорошенько проигрывать и будешь счастлив, как Лэрри, – он замолчал и ухмыльнулся. – Знаешь Лэрри?

Я задумался. Фраза «счастлив, как Лэрри» была из тех, какие мне часто приходилось слышать в путешествиях по Ирландии, но я понятия не имел, кто такой этот Лэрри.

– Святой Лаврентий, главный святой в смысле счастья, – объяснил Ленни. – Вечно улыбается, всегда смеется. Он был так чертовски счастлив все время, что до смерти надоел римлянам. Они привязали его к шесту, подожгли и оставили гореть заживо. Пару минут спустя, услышав смех, они вернулись посмотреть, в чем дело. И Лэрри сказал им с широкой улыбкой на устах: «Я уже прожарился с одной стороны, можно переворачивать». А теперь скажи мне, знаешь ли ты кого-нибудь, как Лэрри? Кто вечно улыбается всякий раз, когда вы встречаетесь? И впрямь ли он счастлив?

Я обдумал этот вопрос. История о Лэрри напомнила мне отца, который всю жизнь только и делал, что смеялся сквозь боль, и я знал, что папа вовсе не счастлив. Подумал о матери – чем хуже шли дела, тем шире делалась ее улыбка. Улыбка сквозила в ее голосе и во всех ее сообщениях, что скапливались у меня на автоответчике. Несмотря на то, как славно, по ее словам, все складывалось, я всегда знал, что на самом деле она несчастна. Я бросил было искать пример, но тут вдруг вспомнил.

– Может, тот мальчик… на велосипеде.

– Кто это?

Я рассказал Ленни о Рики. Рики жил в тупике дальше по нашей улице, когда я был подростком. Мы все звали его «мальчик на велосипеде». Он был с дефектами развития – умственно отсталый, как мы тогда говорили. Носил, не снимая, красный свитер и ездил на велосипеде по кругу, иногда по часовой стрелке, иногда против. Мы каждый день проезжали мимо него к шоссе, и каждый раз он, широко улыбаясь, останавливался и махал нам рукой. Кажется, он махал всем. Мы махали ему в ответ, и он продолжал кататься. Я вспомнил, сколько раз его видел – Рики всегда был счастлив. Был ли он счастлив на самом деле, я не имел ни малейшего представления.

– Хорошо, один улыбающийся пацан в красном свитере, на велосипеде, – сказал Ленни. – И что же делало его счастливым? – я понятия не имел. – Видимо, он ездил по кругу, нисколько не думая, что надо бы заняться чем-то еще или быть кем-то другим. Гением он, может, и не был, зато, похоже, был счастливее многих одаренных людей из тех, что бродят по миру, отягощенные дурацким убеждением, что их жизнь должна отличаться от той, какая есть. «Я должен быть богат», – говорят они. «Я должен быть знаменит». «Я должен быть краше». У каждого есть свое «должен». Видал я одного парня, он носится с мыслью: «Я должен мочь говорить».

Холодало, и мы ушли в дом. Ленни взялся разводить огонь, но я жестом попросил его сесть и сам занялся дровами в печи, смял кусок газеты, зажег спичку.

– Говорю тебе, ничто не поганит жизнь так, как наши ожидания. Людям нравится думать, что они умнее Бога, величайшего сказителя небесного. И что же происходит? Бог смотрит сверху и видит, что какой-то дурачок думает, будто он все понял о жизни, – и тогда Бог подбирается сзади и отвешивает дурачку по заднице. Или, как в твоем случае, наступает ему на ногу. Аккурат на большой палец. Р-раз!

Он опять вверг меня в недоумение.

– Подагра. Бог попытался обратить на себя внимание. Та же штука случилась со мной.

– Подагра?

– Не-а. Это произошло, когда я занимался серфингом, – мне показалось, что я ослышался. Кем бы ни был Ленни, на серфингиста он не походил. – Именно поэтому я и приехал в Санта-Круз.

– Из-за серфинга?

– Точно. Из-за волн, – я попытался представить себе Ленни на серфинговой доске, но не смог. – Это было задолго до нашей встречи, прежде, чем я пошел в аспирантуру, до того, как вообще задумался о сказительстве. Доехал сюда автостопом из Нью-Джерси и каждый день катался на волнах, а по ночам зажигал на пляже. Ты когда-нибудь пробовал серфинг?