Царь Федор Иванович - [84]
Напоминает ли инцидент в Угличе хоть сколько-нибудь эту расчетливую, «шахматную» рациональность? Убийство посреди бела дня, при свидетелях, мятежное буйство, скандал… Притом не все Годуновы готовы были поддержать тогда «семейное дело», а представители некоторых родов — Клементьевы-Чепчуговы, Загряжские — прямо отказались мараться душегубством, когда их пытались использовать для злого дела в Угличе[113]. Убийцы не успели еще приступить к своей работе, а заговор уже получил огласку. «Хорошо сделана» только работа следственной комиссии. Врагу Годуновых князю В.И. Шуйскому дали поработать на благо Годуновых и его именем скрепили версию, подтверждающую непричастность Бориса Федоровича к убийству. Жутковато, аморально, но с точки зрения «большой игры» — красиво. Всё остальное в большей степени напоминает «уголовную разборку», пользуясь терминологией нашего времени, чем заранее спланированное политическое убийство, результаты которого просчитаны на несколько шагов вперед. А потом является следственная комиссия, собранная усилиями Бориса Федоровича, и в какой-то степени выправляет «корявины» дела…
Это наводит на мысль о том, что инициатором убийства был не Борис Федорович лично, а кто-то из его родственников или приближенных, ретивый не по уму[114]. Притом человек, которого сам Б.Ф. Годунов непременно простил бы за самоуправство, за жестокий план, реализованный у него за спиной. Например его дядя, Дмитрий Иванович Годунов. Он, во-первых, обеспечил восхождение Бориса Федоровича, помог ему оказаться у кормила власти. Во-вторых, сам играл весьма значительную роль в правящем круге. Наконец, в-третьих, все-таки дядя — родная кровь… Он мог начать действовать по собственному плану, не ожидая угрозы со стороны племянника. Дядя сделал дело — страшно, безнравственно, глупо. Племянник, хоть и жестокий интриган, а все же умный, государственный человек, исправил дядины «труды», насколько мог. Он понимал дядю — или кто еще мог быть организатором убийства—и сам бы, вероятно, предпринял какие-то действия в том же направлении, только аккуратнее, тише… А может быть, не предпринял бы, убоявшись Бога. Остается гадать. Но, так или иначе, бродя по кровавым следам, оставленным родней в Угличе, Борис Федорович замарался так, что репутация злодея прикрепилась к нему бесповоротно.
Быть причастным к умерщвлению маленького мальчика, какой бы политикой ни оправдывалось это действие, — великий, страшный, губительный грех. Даже если выдающийся государственный муж, каким являлся Борис Годунов, не отдавал приказа убить царевича, одни его усилия укрыть истину, казнить правдолюбцев, защитить преступную родню — уже глубоко греховны. А если все-таки именно он затеял уничтожить Дмитрия, что ж, величайшие заслуги Бориса Федоровича перед российской государственностью и русским народом не перевешивают подобного преступления.
Возможно, угличская трагедия свыше дарована России, чтобы поколение за поколением, вникая в ее смысл, избавлялись от шелухи политических соображений и задумывались о страшном грехе убийства… Возможно, Господь послал нашему народу притчу о том, к чему ведет нарушение заповеди «Не убий!». Один мальчик, погибший при загадочных обстоятельствах, — и великая Смута, вытекшая из этого малого источника, чтобы погубить миллионы христиан… А злополучный Борис Федорович стал Божьим инструментом воспитания.
Иваном Грозным отучали православный народ России от своевольства и гордыни, а Борисом Годуновым — от жажды власти и склонности к душегубству. Они, быть может, сыграли роль резцов в деснице Господней, устроителей нашей земли в отрицательном смысле: так поступать нельзя! Благодатен опыт отказа от пороков, а не следования им…
Что же царь Федор Иванович? Убит его младший брат. Страна полнится слухами о причастности Годуновых к его смерти. Люди, служащие в составе государева двора, говорят о том же самом. Некоторых подбивали участвовать в душегубстве…
А государь не лишает близости к престолу человека, которого столь многие считают главным виновником угличской трагедии. В источниках, близких по времени к «делу царевича Дмитрия», нет свидетельств о какой-либо немилости, выраженной Федором Ивановичем по отношению к Борису Годунову. Ни казни, ни опалы, ни злого слова. Смиренная тишина. В чем причина? Ужели столь слаб царь, столь безволен или даже столь глуп, чтобы спустить Годуновым такое преступление или просто не увидеть их виновности?
