Царь Федор Алексеевич, или Бедный отрок - [73]

Исподволь нарастающий конфликт между Иоакимом и Федором Алексеевичем на многое повлиял в судьбе опального патриарха. Возможно, стал решающим доводом для его освобождения.

* * *

Отношения между государем и Церковью означали для Федора Алексеевича прежде всего диалог с Иоакимом. На протяжении первых лет царствования этот диалог почти всегда вел к пользе последнего, а значит, и Церкви. Но Иоаким в какой-то степени… повторил судьбу Никона. Крупная, сильная личность, он претендовал на очень высокую степень самостоятельности. Итог едва не стал для Иоакима трагическим.

По сравнению с молодым, не искушенным в делах правления царем, Иоаким являлся изощренным политиком. Кроме того, он намного превосходил Федора Алексеевича по возрасту. В 1676 году пятнадцатилетнего государя венчал на царство 55-летний патриарх. К тому времени он уже правил Русской церковью без малого два года, а до того настоятельствовал в кремлевском Чудове монастыре, занимал Новгородскую митрополичью кафедру, участвовал в церковных соборах и проявил себя активным практическим дельцом.

Иоаким обладал явным административным талантом. Он давно выработал четкий взгляд на роль Церкви в Московском государстве и на царящие в ней порядки. Восходя на патриаршую кафедру, Иоаким принимал тяжкое бремя. Ему предстояло сыграть роль сурового исправителя. После Никона Русская церковь несколько лет провела в обезглавленном состоянии: Никон, отойдя от дел, сидел в монастыре, нового патриарха не избирали, а «местоблюстителей» слушались худо. Патриархи Иоасаф II и Питирим правили недолго и не имели склонности «закручивать гайки». Поэтому к моменту восшествия Иоакима на патриаршую кафедру церковный механизм страшно разболтался. Священство пьянствовало и даже, бывало, являлось на богослужения под хмельком. Иереи своевольничали, архиереи слабо подчинялись патриаршей власти. Церковное имущество использовалось священниками и епископами для получения личных доходов. Порядок и дисциплина упали до ничтожных величин. Идейные баталии со староверами сотрясали церковное здание. Государь и представители светской власти на местах без зазрения совести вмешивались в церковные дела. Продолжал существовать Монастырский приказ — светское учреждение, забравшее себе суд над духовенством и подчиненными духовенству людьми[207], многие дела, связанные с церковным землевладением, и даже, в ряде случаев, расстановку церковных кадров! Борьба Никона и прочих архиереев с неприлично большой властью Монастырского приказа привела к некоторому его ослаблению. Но до конца Алексей Михайлович так и не упразднил его.

Насколько Никон прославился своей жесткостью, склонностью к радикальным мерам… Иоаким намного превосходил его и в первом и во втором! Никон оставляет впечатление раскаленной лавы, вырвавшейся из жерла Русской цивилизации, которая уже начала было застывать, принимать строго определенные формы. Он ломал, строил новое, обжигал, исправлял, строжил священников и указывал боярам. В нем словно бы поселилась огненная стихия, безжалостно палившая всё, что непрочно, нелепо, косо, а заодно уничтожавшая порой и то, чему следовало бы сохраниться. Иоаким — иной человек. Он не жгуч, он холоден. Он — прирожденный охранитель. Он — камень. Иоаким, с его административным даром, превосходно видел, какой должна быть Церковь как система, какой порядок для нее идеален. И столь же хорошо видел, где, кем, насколько этот порядок нарушен, этот идеал искажен. Вся его деятельность — восстановление идеального порядка, а там, где настоящего идеального порядка не существовало никогда, — его строительство. Он безжалостно рационален. Он не палит, он морозит. И всякий раз студеная его логика ставит принцип выше отдельного человека, а охранение — выше развития. Вот идеальный консерватор в русской истории, притом один из крупнейших по положению своему! И слово «консерватор» взято здесь в положительном ключе. Если говорят, что Никон мощно повлиял на жизнь Церкви, то имеют в виду его духовное революционерство. Но Иоаким — никак не революционер. Он представляет собой нечто прямо противоположное. И влияние Иоакима на жизнь нашей Церкви, наверное, масштабнее влияния Никона. Иоаким правил ею 16 лет — больше любого из наших патриархов допетровского времени. Пережил трех правителей! Он застал Церковь в состоянии разброда и шатания, а сдал ее своему преемнику Адриану как хорошо вышколенный гвардейский полк, застывший на плацу в ожидании парада. Со староверами он справиться не мог — его холод, его свирепые «дисциплинарные» меры не могли возыметь действия, тут требовалась более тонкая политика.

Но, во всяком случае, влияние раскольничьих общин на церковный организм Иоаким свел к минимуму Не достигнув успеха, он и не проиграл.

Сильный человек. В чем-то — страшный. В чем-то — чрезвычайно необходимый. Умный, решительный, неотступно добивающийся того, что считает правильным. Если надо, «смыкающийся» со светской властью ради восстановления порядка. А если надо, конфликтующий с ней. По свидетельству одного из староверов, Иоаким однажды сказал Алексею Михайловичу: «Я не знаю ни старой, ни новой веры, но что велят начальники, то и готов творить и слушать их во всем». Бог весть, сколько в том правды: известный деятель раскола дьякон Федор, которому принадлежат эти слова, был не очень-то расположен к Иоакиму, да и не очень-то осведомлен о реальных словах его и делах. Но если нечто подобное действительно прозвучало, то надобно видеть смысл фразы в контексте всей долгой судьбы Иоакима. Он мог являть покорность вышестоящему лицу — настоятелю, когда был в келарях