Царь-дерево - [54]

— Он скоро умрет, — сказал кто-то рядом.

— До завтра не дотянет, — отозвался другой.

У Лао Вэя от ужаса замерло сердце, волосы встали дыбом, и он заорал:

— А где родители? Почему бросили своего ребенка?

После некоторого молчания раздался чей-то голос:

— Кормить нечем.

Не могут прокормить, прокормить не могут. Одного ребенка! Как же содержать ансамбль, где больше сотни человек? Да еще освещение нужно, костюмы… Настоящее расточительство!

В семьдесят первом Лао Вэй впервые увидел «образцовый спектакль» «Красный женский батальон» в постановке провинциальной труппы оперы и балета. Он был ошеломлен ослепительным светом, великолепием костюмов, огромным оркестром. Он, как самая настоящая деревенщина, подошел к оркестру и во все глаза глядел на большие и малые струнные инструменты, на сверкающие трубы, стоял, как дурак, широко разинув рот. Одних лишь оркестрантов было больше, чем актеров всей его труппы, а сколько артистов! Актрисы как на подбор — красивые и изящные, словно статуэтки, высокие, гибкие. Было чему позавидовать. Подобного совершенства, он знал, его труппе никогда не достичь. Но вот сверху был дан приказ всячески пропагандировать «образцовые спектакли». Танцоры провинциальных трупп стали учиться стоять на носках, и Лао Вэй воспрянул духом. Он подумал, что теперь его труппа сможет сделать рывок вперед.

Труппа была увеличена. Городской комитет выделил им сорок штатных единиц, и начались поиски актеров. Была создана танцевальная группа, расширен оркестр, китайскую скрипку эрху заменили европейской, сона — фаготом. Гремело так, что, как говорится, небу становилось жарко. В общем, жили роскошно. Горком также выделил пятьдесят тысяч юаней на нужды актеров и дополнительно сумму на питание. Все ликовали.

Позднее, когда в деревнях, школах, на заводах, в детских садах появились свои бесчисленные у цинхуа и сиэр[33], труппа два года не выступала. И из сорока выделенных единиц оставили всего десять. А потом и их сократили — воспользовавшись тем, что люди не прошли политической проверки. Десять молодых ребят остались без дела, без средств к существованию, они плакали, скандалили, ни за что не хотели расставаться с труппой. Лао Вэй с ног сбился, чтобы устроить их на государственные предприятия. Здорово натерпелась труппа за эти два года — каждый день одно и то же: перекличка, чтение газет; зарплаты не платили, на питание денег не давали, на бытовые нужды — тоже. Говоря по правде, тогда-то и ушли все деньги, до сих пор трудно сводить концы с концами. Деньги — главная забота. Они связали по рукам и ногам…

На сцене столбом поднялась пыль, в носу защекотало, Лао Вэй с трудом сдержался, чтобы не чихнуть. Это схватились два матроса — американец и негр. «Дрались» насмерть. Американца играл молодой человек, провалившийся на экзаменах в институт, длинноволосый, с баками, не наклеенными — настоящими, типичный представитель современной молодежи. Он стоял в позе боксера, готовый к нападению; в роли негра выступал актер из труппы люцзыси на амплуа военного героя. Он до сих пор выступает в этом амплуа. Он сделал несколько кругов, изображая, будто в руках у него три палки. Эти движения свидетельствовали, что он исполняет также акробатические номера, в общем, то была смесь европейских боевых приемов с китайскими, но зрители смотрели с огромным интересом, только военные тихонько хихикали. Говорят же: «Умному — ум, глупому — шум».

Лао Вэй поднялся и пошел за кулисы. Там, у сложенных декораций, прижавшись друг к другу, беседовали Лао Сун и Цзинь Жун, меццо-сопрано. Заметив, что кто-то идет, они разбежались в разные стороны. Лао Вэй нахмурился, но ничего не сказал, будто не видел, и поднялся по лесенке в комнатушку, где хранился реквизит. Там сидел паренек, мастер на все руки, сосредоточенно изучая корешок дерева. Лао Вэй распахнул окно и с жадностью вдохнул чистый вечерний воздух, ворвавшийся в комнату. В проемы окон ему видны были темные крыши домов, а вдалеке, словно жемчужный пояс, сверкала Хуайхайлу.

Хуайхайлу. Помнится, после разгрома «банды четырех» Лао Вэй и вся его труппа дважды прошли по этой улице — с востока на запад и с запада на восток, — выпустив более тридцати хлопушек. «Банда четырех» разгромлена! Радость поднималась из самой глубины души, переходя в ликование! Еще царила полная неразбериха. Все смешалось — черное и белое, хорошее и плохое. Сталеплавильные заводы не давали сталь, поезда опаздывали, электростанции работали с перебоями, в репертуаре всей страны было всего лишь десять образцовых спектаклей, люди обходились без театров, без песен, без фильмов, дети почти не учились и не в состоянии были сдать вступительные экзамены. А теперь все наладится. Колеса снова начнут вращаться, станки — работать, институты — принимать абитуриентов, абитуриенты — сдавать экзамены, актерские труппы будут давать в год по двести представлений, перейдут на самоокупаемость, чтобы не сидеть на шее у государства…

И вдруг Лао Вэй подумал о том, что после разгрома «банды четырех» жизнь стала еще труднее. В частности, и для актеров. Все кругом в афишах: театральная труппа Сычжоу, труппа банцзы «Синьян», пекинская оперная труппа «Банфу», да мало ли еще какие… Даже глаза разбегаются: «В тишине ночи» — детектив в семи частях — черная тень занесла нож над распластанным человеком; «Скиталец за границей» — музыкальная мелодрама в шести действиях — влюбленные целуются. «Ван Хуа покупает отца». Тут запутаешься. Черт бы их всех побрал! А сколько фильмов, телепередач, спортивных соревнований! И все тащат зрителя к себе, гребут деньги! А как трудно найти стоящую вещь, чтобы обеспечить полный сбор! Только поворачивайся, чуть зазевался, как из-под носа вырвут, и тебе ничего не достанется. Два года назад поставили «Красную охрану озера Хунху», сколько потратили сил, денег, ездили в Хубэй изучать хубэйскую оперу, работали сверхурочно, дали десять представлений, вдруг вышел фильм на эту же тему, и несколько тысяч оказались выброшенными на ветер! В начале нынешнего года решили поставить «Второе рукопожатие», но Лао Сун прознал, что по этому сценарию снимается фильм, и снова вся работа пошла насмарку. А как сложно с помещением для спектаклей!