Рим — я вспоминаю. Мне никогда не удавалось войти в него.
Но эта мачта, которая растет во мне, этот фонтан, эта нефтяная вышка, которая стрелой уходит вверх, башня из соли и перца, древко для знамени, которое я поднимаю — ради чего все это? Камень мостовой, взгляд женщины, в котором лишь намек на любовь, запах бара, выплеснувшийся на улицу, пробуждают что-то во мне, что-то недосягаемое, ощущение жизни, которой нет или которая далеко, недосягаемой вечной жизни, которая все-таки где-то есть в этом мире, которую я не люблю и ради которой я себя извожу. Самый ничтожный квант, частичка извне, вызывает во мне это чувство в тишине моей непричастности-ни-к-чему, это сияние предчувствия и сметающее все границы внезапное знание, которое я ношу в себе, несу его по улицам всех стран.
О, придумать бы жест, который это выразит. Станцевать фигуру, которая передаст это ощущение, станет его неоспоримым свидетельством. Нужен жест. Который поплывет перед глазами любого, когда он ляжет спать, когда возьмет в руки стакан или вилку, и заставит его подумать: каково ему было жить, этому парню, да простится ему все.
Но поскольку я никогда не подойду к нему, поскольку мне никогда не подойти к Риму, к этому Нечто, то я беру, как всегда, булыжник, крышку ночного горшка, сигарету, капустный лист, гниющий в сточной канаве, и мягкую обивку сиденья в скором поезде и твои глаза и твои усы и твою деревянную ногу и твою родинку и камень и камень и камень и камень и булыжник и рельсы и еще и еще много что и —
пою об этом. В Другой Стране. О том Нечто, которое не есть Рим. Нечто. Страна? Время? Срок жизни? Нечто. Пусть звучит в честь него песнь. Пусть звучит canto. Canto.
