Бюро. Пий XII и евреи. Секретные досье Ватикана - [119]

.

Относительно четвертого пункта Тардини лгал – или, по крайней мере, говорил полуправду. В Бюро не все были в курсе подлинной деятельности Мустерса, но папа точно о ней знал. А в последнем пункте Тардини тонко, но отчетливо напоминал немцам, что иностранные священники участвовали в жизни Рима задолго до нацистской оккупации Италии. Хотя в частном порядке Тардини подшучивал над избыточной храбростью отца-исповедника Ноченте, он мог превратить показания последнего в эффективное оружие:

«6) Свидетельство республиканского лейтенанта меня не убеждает, потому что он не увидел доминиканского монаха (отца Ноченте), который первым бросился вперед и… помог отвести обоих мужчин (офицера СС и августинского монаха) на ступеньки базилики».

Коснувшись этого момента, Тардини ставит под сомнение достоверность показаний итальянских офицеров.

И так далее. Два льва дипломатии продолжили обмениваться ударами, скрывая за вежливыми фразами взаимную неприязнь. В таком обмене репликами важно каждое слово, каждый нюанс.

И хотя слова были вежливыми, сильное подспудное напряжение никуда не девалось. Немцы были в шаге от публичных обвинений Ватикана в том, что он принял сторону союзников. Чтобы сохранить видимость нейтралитета, которая позволяла ему на протяжении всей войны действовать на местах, Ватикан должен был убедить немцев смягчить тон. К концу встречи стало ясно, что Тардини взял верх.

Теперь ему оставалось только проверить различные показания и завершить свое расследование.

В этом ему помог новый ключевой свидетель, девушка по имени Валерия Фабрици, которая в тот день была в толпе на площади, «видела все, что произошло, и подтвердила нашу версию, рассказав то, что нужно было рассказать»²⁶.

Будучи независимым очевидцем всего инцидента, эта девушка заявила, что палатинская гвардия помогла убегавшему отцу Мустерсу на верхних ступеньках, у входа на паперть собора – в церкви и совершенно не на итальянской территории²⁷.

На следующий день, т. е. через целых девять дней после ареста, Делл’Аква наконец смог подтвердить, что у Мустерса был-таки голландский паспорт и что руководство августинского ордена, к которому он принадлежал, уже написало в шведское посольство (защищавшее голландских граждан в Италии) с просьбой о помощи. Не очень ясно, по какой причине, но до этого шведское посольство, судя по всему, и пальцем не пошевелило²⁸.

Канцелярии Святого Престола теперь нужно было попытаться добиться освобождения Мустерса, однако при этом не вызвать подозрений относительно того, насколько это для него важно, – непростая задача.

Встреча между государственным секретарем, кардиналом Мальоне и германским послом была назначена на следующую неделю²⁹.

* * *

Перед этим разговором состоялась подготовительная встреча между г-ном фон Кесселем, советником посольства Германии (представлявшего посла фон Вайцзеккера) и Тардини. Перед ними стояла задача договориться о вопросах, которые будут обсуждать посол и кардинал³⁰.

Согласно рукописным записям Тардини, фон Кессель испытывал «quelque inquiètude [некоторое беспокойство] в связи с инцидентом в Санта-Мария-Маджоре. Посольство, как объяснил фон Кессель, держало Берлин à l’écart [в стороне] и не передавало ему ноты, которыми обменивались стороны».

Тот факт, что Берлин не был с самого начала поставлен в известность о деле, для Тардини был важен. Объяснялось ли это тем, что посольство Германии опасалось, что зашло слишком далеко? Тардини именно это и предполагал, и это давало ему преимущество.

Но теперь, по словам фон Кесселя, «Берлин вмешался довольно энергично». Затем Тардини понимает, что его «собеседник использует очень расплывчатые фразы. <…> Он добавил, что посольство хотело бы избежать сообщений, которые были бы désagréables [неприятны] Государственному секретариату. Поэтому, добавил фон Кессель, было бы хорошо, чтобы посольство могло немедленно сообщить в Берлин, что инцидент [est] clos [исчерпан]»³¹.

Тардини немедленно воспользовался этой возможностью.

«Я ответил ему: я не понимаю подхода Берлина… Г-н фон Кессель отмечает, что у его правительства есть “юрисконсульт” (юридический советник). Тут он делает жест, который означает “отличный”… Я отвечаю, что да, если это настоящий юрисконсульт, он сможет разобраться в правах Святого Престола, это совершенно очевидно. Тогда г-н фон Кессель смотрит на меня и заявляет – делая еще один недвусмысленный жест, – что речь идет о нацисте. (Это слово произносится без… симпатии.)

На мой взгляд, у берлинского правительства сейчас должны быть другие заботы. Г-н фон Кессель отвечает, что эти заботы – более значимые и неотложные – désagréables, и через некоторое время он произносит как бы сквозь зубы: “Какие они тупицы!”»

Эта искренняя и недвусмысленная фраза может означать, что, по крайней мере на личном уровне, фон Кессель не был согласен с программой нацистов.

Тардини выслушал все это и выразил позицию Ватикана.

«Я заявил ему: государственный секретарь готов дать письменный ответ на документ германского посольства. Святой Престол а) подтверждает на основании собранных свидетельств, что палатинская гвардия… не совершала нарушений; б) вновь заявляет, что вооруженное вторжение СС в экстерриториальное здание ничем не оправдано, и в) с удовлетворением принимает заверения посольства»