Бюро. Пий XII и евреи. Секретные досье Ватикана - [120]

.

Весь этот разговор представлял собой торг: сначала выдвинуть аргументы, в которых сторона была уверена, а потом оставить дверь открытой для достижения компромисса. Между Тардини и фон Кесселем разгорелся настоящий бой. Последующая встреча между Мальоне и послом, по сути, должна была санкционировать то, что обсуждалось в рамках этой предварительной беседы.

«Г-н фон Кессель говорит мне, что посольство тоже будет придерживаться своей версии: присутствующие здесь немецкие власти совершенно точно намерены и впредь уважать экстерриториальные зоны».

Разграничив посольство и власти СС, Тардини сделал более тонкий и умный ход, призванный показать фон Кесселю, что он услышал и понял его обеспокоенность. Это разграничение он провел еще дальше, чтобы укрепить свою позицию:

«Я выразил мои сомнение относительно властей СС. Однако г-н фон Кессель заверил меня in camera caritatis [как в исповедальне] (он выразился так, но это не… veritatis [правда]), что у властей СС те же намерения».

Теперь фон Кесселю уже не нужно было доводить дело до конца. Исходя из его слов, становится ясно, что он пришел на встречу, стремясь не допустить, чтобы Святой Престол писал напрямую в Берлин.

«И он настоял на необходимости того, чтобы весь инцидент был исчерпан устным заявлением».

На следующий день во время встречи с послом кардинал Мальоне повторил доводы Тардини, а именно, что инцидент имел место на ступенях базилики и что палатинский гвардеец отказался выдавать монаха, уже находясь в базилике, потому что в этот момент немцы врывались в экстерриториальную зону, что ничем нельзя было оправдать³².

Кардинал Мальоне потребовал от германского посольства формальных заверений в том, что неприкосновенность экстерриториальных владений отныне будет соблюдаться. Получение таких заверений было крайне важно, чтобы обеспечить защиту всех, кто в тот момент скрывался во владениях Ватикана.

Мальоне ни разу не упоминает имя отца Мустерса и прямо не требует его освобождения. Это может показаться тем более удивительным, что в этом заключалась главная причина, по которой Бюро вызвало посла. Возможно, Бюро получило новые (хотя и ложные) сведения о том, что Мустерс сломался под давлением. Кроме того, если бы немцы заподозрили, как важен этот августинский монах, то весь римский «Эскейп лайн» оказался бы под ударом, причем не только смельчаки, которые обеспечивали его надежность, но и все, кому они помогали бежать. Одна из суровых реалий войны заключается в том, что солдат зачастую приносят в жертву на алтарь дипломатии. Возможно, не стоит искать более изощренных объяснений.

Через месяц после ареста избитого, окровавленного и покрытого синяками отца Мустерса выволокли из камеры, отвезли на вокзал и посадили в поезд, отправлявшийся в один из концлагерей в Германии.

Поезд остановился во Флоренции, чтобы пополнить запасы угля. Пленников под дулами вывели из вагонов и на время согнали во двор старого палаццо. Охранники ненадолго утратили бдительность, и Мустерс воспользовался этим, чтобы сбежать. Он добрался до монастыря августинцев близ Флоренции, где монахи укрыли его и вылечили раны.

Со дня его ареста Бюро, друзья и товарищи по «Эскейп лайн» не получали от него вестей и сочли, что он умер во время допросов у Каплера. В память о нем была проведена поминальная служба.

Каково же было их удивление, когда два месяца спустя отец Мустерс, или «Датчпа», вернулся в Рим живым и невредимым!³³

И настоящим героем.

17. История об одном обычном человеке и восьмилетнем ребенке

Чем занимается во время войны «обычный, заурядный человек», как сам себя называл доктор Марио Финци?¹

Одни включаются в борьбу, политическую или вооруженную. Другие, как Финци, отдают свои силы поиску способов оказания помощи нуждающимся. Во время Второй мировой войны он, действуя от имени Делегации помощи еврейским эмигрантам² (Delegazione per l’Assistenza degli Emigranti Ebrei, DELASEM), помогал в Болонье тем, кто отчаянно пытался эмигрировать.

Он заметил, что, по мере того как разгоралась война, пути отступления для беженцев закрывались один за другим. Вот почему летом 1942 года Финци написал личное письмо Пию XII, умоляя его помочь в одном конкретном случае:

«Прошу прощения за чрезмерную вольность, обращаясь к Вам напрямую с призывом использовать Ваш огромный авторитет ради акта христианского милосердия и спасти несчастное восьмилетнее создание, ставшее жертвой людской ненависти и жестокости»³.

Несчастным созданием, о котором идет речь, была еврейская девочка из Югославии по имени Майя Ланг. Ее старший брат Владимир, которому было 17 лет, судя по всему, находился под домашним арестом в городе Сассо-Маркони, в провинции Болонья. Он сам связался с Финци в отчаянной надежде, что тот сделает все, что в его силах, чтобы спасти его сестренку Майю, которая вместе с родителями скрывались в Хорватии. Тронутый этой историей, Финци подготовил запрос. Однако за несколько дней до того, как Финци обратился к папе, три члена семьи были арестованы и отправлены на хорватский остров Брач в Адриатическом море.

Еще в январе 1942 года маленькая Майя получила разрешение на выезд в Венгрию к своей тете, проживавшей в городе Секешфехерваре по адресу улица Ракоци, дом 4, где она находилась несколько месяцев. В то время в Венгрии к евреям еще относились терпимо. Но, как объяснял Финци в своем письме Пию XII,