Бытовое насилие в истории российской повседневности (XI-XXI вв.) - [3]
Самым ранним древнерусским документом, упоминающим постыдность утраты целомудрия и нарушения супружеской верности, является Устав князя Ярослава Владимировича (в той его части, в которой говорится о преступлениях против нравственности): «Аще у отца и матери, дщи девкою дитяти добудет, обличив ю, понята в дом церковный, а чим ю род окупить» (ст. 4). Обращение к этому тексту показывает, что именно с начала XI в. на Руси началась контаминация обыденных практик и индоктринирусмых православием норм морали. Заимствованные из византийских нормативных кодексов, они предоставили только и именно мужчинам определять наличие или отсутствие верности в браке и до брака.
Супружеская неверность в римском праве предполагала нарушение /их tori (Jus — право, torus — постель),[11] которое принадлежало исключительно мужу. Когда проступок совершала замужняя женщина, юридическую ответственность за него нес тот, кто решался на нарушение jus tori, принадлежавшее мужчине (отцу девушки, мужу женщины). Когда на адюльтер шел муж замужней женщины, то он нес ответственность перед мужем любовницы (связь женатого мужчины с незамужней имела только нравственную оценку).[12]
В Древней Руси мужчина считался прелюбодеем лишь только тогда, когда имел на стороне не только возлюбленную, но и детей от нес, при • том он нес ответственность не перед женой и даже не столько перед мужем любовницы, сколько... перед епископом и верховной светской властью: «ащс муж от жены блядст, епископу в вине, а князь казнит».[13] Иными словами, штраф за совершенный поступок шел церкви, а размеры и саму необходимость уплаты штрафа определял князь. Жена неверного мужа в древнерусском обществе вряд ли имела право на выражение недовольства. В летописи есть запись о том, что великий князь Мстислав Владимирович (1076-1132), сын Владимира Мономаха, «не скупо жен посещал, и она (княгиня),[14] ведая то, нимало не оскорблялась...» («не оскорблялась» — с точки зрения мужчины-лстогшсца). «Ныне же, — продолжил он (согласно летописи), — княгиня как человек молодой, хочет веселиться, и может при том учинить что и непристойное, мне устеречь уже неудобно, но довольно того, когда о том никто не ведает, и не говорит».[15]
Замужняя женщина в Древней Руси считалась нарушившей супружескую верность, едва только вступала в связь с посторонним мужчиной. Ее супругу просто предписывалось как-то острасгить се легкомыслие, более того, муж, простивший прелюбодейку («волю давший си»), еще и должен был понести особое наказание.[16] Чтобы не нарушать утверждаемого и желанного священникам порядка вещей, супругу предлагалось развестись с изменщицей — и чем раньше, тем лучше: «Лще ли жена от мужа со иным, муж не виноват, пуская ю...».[17] Примечательно: тезаурус древнерусских памятников не именовал прелюбодеяние изменой, говоря о нахождении женщины «со иным». В таких же выражениях говорилось о прелюбодеянии и в средневековых европейских документах: ведь и сам термин «адюльтер» происходит от латинских лексем ad (к) и alter (другой, менять) и означает «уход к другому».[18]
О девичьем целомудрии и позоре его несоблюдения первые упоминания в русской культурной традиции находим в канонических ответах новгородского епископа Нифонта Кирику, Савве и Илье. Этот документ описал ситуацию, когда будущий дьяк, женясь, обнаруживал, что его избранница «есть не девка» («Вопросы Кирика, Саввы и Ильи с ответами
Нифонта, снискона Новгородского» 1130-1156 гг.») — но без упоминания о «сороме»,[19] позоре для этой житейски оступившейся женщины. Договор Новгорода с немцами (Готским берегом) 1195 г. позволял осрамленной несвободной «рускс» давать вольную. В этом же документе впервые упомянуто осрамлспие женщины как социальный акт, являющийся следствием изнасилования: «Ожс кто робу повержет насильем, а не соромит, то за обиду гривна, пакы ли соромит — собс свободна». Наконец, следующий по времени документ о нарушении целомудрия насильственным путем — Договор смоленского князя Мстислава Давидовича 1229 г., повторив эту норму, ввел требование показаний свидетелей («а буде на него послуси...»).[20]
Позорность утери невинности до брака стала постулироваться с XII столетия из документа в документ, и тезис о ней оказался усиленным начавшимся бытованием норм византийского церковного нрава, переведенных южными славянами (сербами). В сербской Кормчей книге XIII—XIV вв. впервые было упомянуто намеченное к использованию на практике позорящее наказание для нецеломудренной девушки: «если <...> не найдется девства у отроковицы, то пусть приведут ее к дверям дома отца и жители города побьют ее камнями».[21] Однако, поскольку никаких свидетельств применения этой нормы на Руси от тех столетий не дошло, а обратные свидетельства — о распространенности языческих форм брачных отношений[22] и «священного блудодсяния»[23]
