«Быть может за хребтом Кавказа» - [82]

Документ этот очень «в духе века»: немного смутный, восхваляющий чувства перед разумом, и в то же время серьезный, достойный; замечательна мысль, что если внешняя сила ведет за собою настоящего, возвышенного человека, то он следует за нею «как завоеватель»!

Пути братьев как будто расходятся. Один приближается к Сенатской площади, другой пойдет иначе. Грибоедов, наверное, был прав, когда убеждал Владимира Одоевского (через несколько месяцев после только что цитированного сердитого письма Александра): «Он же тебя более по мне знает, из моих описаний, вы слишком были молоды, когда вместе живали или виделись, и не могли составить себе решительного мнения друг о друге» [Гр., т. III, с. 175].

Из двух Одоевских Грибоедов явно предпочитает Александра, кажется совершенно не представляя мягкого, мечтательного юношу завтрашним мятежником…

Сохранился поразительный черновик письма Грибоедова уже к Одоевскому-каторжнику (1828 г.): «Я оставил тебя прежде твоей экзальтации в 1825 г. […] Кто тебя завлек в эту гибель!! [Зачеркнуто: „В этот сумасбродный заговор! кто тебя погубил!!“] Ты был хотя моложе, но основательнее прочих. Не тебе бы к ним примешаться, а им у тебя ума и доброты сердца позаимствовать. Судьба иначе определила, довольно об этом» [Гр., т. III, с. 208, 348].

Многое в этих строках, вероятно, объясняется царской почтовой цензурой, распечатывающей все письма к осужденному; но все же здесь наверняка и доля истинных грибоедовских чувств.

Не нужно искать в этих строках измену, отречение от старых друзей: Грибоедов уверен, что каждый должен идти своим путем; что удел, на который сознательно, неумолимо обрекли себя Рылеев, Пестель, Бестужев, неестествен для такой натуры, как Александр Одоевский. В часы отчаяния за погибающего друга Грибоедов, кажется, забывает, недооценивает совершенно особое, нерасторжимое сродство декабризма и поэзии; и об этом нужно сказать хоть немного, прежде чем наше повествование продолжится в Сибири и на Кавказе.

Декабризм-поэзия

После того как декабристы были приговорены, их следственным делам надлежало отправиться в секретный архив; но перед тем изо всех документов было приказано изъять «возмутительные стихотворения». Там же, где это было невозможно (на обороте листа со стихами помещались важные показания), поэтические строчки густо вымараны, и только в наши дни их удалось прочесть с помощью специальных технических средств.

Стихи уничтожались, чтобы даже чиновники, допущенные к секретному делопроизводству, при случае не скопировали, не выучили наизусть, не распространили легко запоминающиеся строки, призывавшие к борьбе с самовластием и крепостничеством.

В «Донесении Следственной комиссии», официальном документе, изданном после окончания процесса 1825–1826 гг., существенно искажались цели и принципы декабристского движения, но все же довольно точно указывались главные события десятилетней истории тайных обществ: образование декабристских союзов, важнейшие совещания, программные документы, ход восстания в Петербурге и на юге. При этом, однако, всячески обходилась другая хронологическая цепочка, очень важная для истории первого революционного движения в России.

Эту хронику можно приблизительно представить следующим образом:

1817 г. — пушкинская ода «Вольность».

1818 г. — пушкинский ноэль («Ура! В Россию скачет…»), эпиграмма на Карамзина («В его истории изящность, простота…»), послание «К Чаадаеву» («Любви, надежды, тихой славы…»).

1819 г. — пушкинская «Деревня», эпиграмма на Аракчеева («В столице он капрал…»), эпиграмма на Стурдзу («Холоп венчанного солдата…»).

Около 1820 г. — «Отечество наше страдает…» Катенина.

1820 г. — «К временщику» Рылеева, пушкинская эпиграмма на Аракчеева («Всей России притеснитель…»).

1821 г. — «Кинжал» Пушкина.

1822 г. — «Послание цензору» Пушкина, «К друзьям», «Певец в темнице» Раевского.

1822–1824 гг. — агитационные песни Рылеева и А. Бестужева.

1825 г. — «Гражданин» Рылеева, элегии Языкова («Свободы гордой вдохновенье!..» и «Еще молчит гроза народа…»).

«Горе от ума» Грибоедова.

1824–1825 гг. — «Подблюдные песни» А. Бестужева.

1825 г. — «Вакхическая песнь» Пушкина, «Исповедь Наливайки» Рылеева, «На смерть Чернова» Кюхельбекера.

1826 г. — пушкинский «Пророк», последние стихи Рылеева («Тюрьма мне в честь, не в укоризну…»), «Не вы ль убранство наших дней…» Языкова.

В начале 1827 г. — пушкинское «Во глубине сибирских руд…»

Через год — «Наш ответ» Одоевского.

Эта летопись представляет события декабристской истории, сопоставимые с конституционными проектами, революционными катехизисами, боевыми планами, уставами (впрочем, именно устав тайного Союза благоденствия советовал заговорщикам распространять мнение, «что сила и прелесть творений не состоит в созвучии слов, ни в высокопарности мыслей, ни в непонятности изложения, но в живости писаний, в приличии выражений, а более всего в непритворном изложении чувств высоких и к добру увлекающих; что описание предмета или изложение чувства, не возбуждающего, но ослабляющего высокие помышления, как бы оно прелестно ни было, всегда недостойно дара поэзии» [Оксман. Декабристы, с. 98].