«Быть может за хребтом Кавказа» - [103]

Шрифт
Интервал

Позднейшие воспоминания Огарева (о них еще особый разговор впереди) очень интересно сопоставить с письмом Огарева к Кетчеру, которое не имеет даты, но, без сомнения, отправлено перед кавказской поездкой: «Однообразны дни ведет Якутска житель одичалый. […] Скоро собираюсь в путь и рад чрезвычайно; там я, кажется, уже совсем оживу. […]. Где она, прежняя воля, которая не знала препятствий, не боялась мнения, ничем не ограничивала себя? Все это исчезло. Осторожность заменила удальство, желание покоя заменило желание действия. Сколько я приобрел насчет идей, столько потерял в силе характера. Грустно и справедливо. Неужели терпение есть также добродетель? Не робость ли это? Не гнусное ли потворство несправедливостям других? […] К черту ламентации. Гадко! Эта минута пройдет. Еще есть там что-то, что говорит — выход: ты еще не погиб, есть какая-то искра под пеплом; есть также поцелуй, который снимет слезу, и душа опять пойдет вперед быстрым шагом. […] Простите, друзья, что я мог согнуться под этой ношею, простите, выпрямлюсь, какая бы тяжесть ни лежала на плечах» [ЛБ, М. 5185. 18, п. 2].


Кавказ, 1838

Год спустя после первого явления сюда нескольких «сибирских декабристов», год спустя после первой ссылки Лермонтова.

Огарев с женою провели там несколько месяцев, с мая по сентябрь: известие о смертельной болезни отца потребовало скорого возвращения.

После того из Пензы, а год спустя уже из Москвы Огарев пишет письма, сильно отличающиеся от тех, что писались до Кавказа.

С ним что-то произошло.

Герцену (конец января — начало февраля 1839 г.): «Какая-то сильная вера в провидение овладела моей душою. Что бы ни случилось со мною, я не впаду в тоску и отчаяние. Спокойно встречу я всякие несчастия, уверенный, что это так надо, что развитие высшего начала, начало мира не может быть дурно и что ergo, что бы со мной ни случилось, все это в законном развитии провидения изящно. И к чему же мне именно суждена какая-то особенная радость, чем я лучшее? Смирение и вера — вот девиз. […] Страдания посылаются избранным; они очищают душу» [ЛБ, ф. 69, VIII, 15].

Сатину: «Бог тебе дал величайшее из благ во вселенной — способность любить. Ты грустишь, ибо у тебя мало веры в совершенство провидения»; Огарев советует другу встать на колени и восклицать: «Боже! Прости тех, кто не ведает, что творят! О, спасибо, спасибо за страдания, которые ты посылаешь, ибо они очищают мою душу» (выделенные слова и вторая часть цитаты — франц. яз.).

Другое письмо Огарева Сатину (конец 1838 или начало 1839 г.): «С тех пор как моя душа живет в этом теле, она искала любить любовь. […] На что же ты ропщешь, на то ли, что не пришло время осуществления?

Если человек любит бога, то есть абсолютную любовь, то он волю свою сообразует с волею провидения, всегда верен идее любви, верит в будущность мира и без ропота переносит страдания своего настоящего пребывания, с твердостью несет крест свой. […] Людям таким, как мы, людям, которые носят в себе предчувствие любви абсолютной, не нужно искать счастия личного, если оно не вплелось в обстоятельства их жизни. […] Обнимемся и пойдем. Будем отринуты, не поколеблемся, будем осмеяны — простим, не будем любимы, станем ожидать любви в будущем» [ЛБ, ф. 69. VIII. 333].

Наконец, процитируем письмо к Кетчеру (начало 1839 г.): «Я как удивительно стал спокоен. Знаешь ли, отчего? Оттого, что я верю в провидение, верю больше, чем когда-нибудь […] оттого, что я стараюсь забывать себя и все отношу к высшему началу и говорю: да будет воля твоя!» [ЛБ, М. 5185, п. 1].

Что-то произошло на Кавказе: Огарев ждал и, как видно, дождался важнейших встреч, главных слов; он признается Кетчеру: «Я отшатнулся от идеи социалистов, что человек есть функция общества. Общество есть сборище людей, где главная цель индивидуум, счастье каждого, усовершенствование каждого» [ЛБ, М. 5185. 17, п. 9].

Современный исследователь констатирует: «В конце 30-х годов в подходе Огарева к проблеме социализма все большее звучание получали морально-этические мотивы. Подчеркивая конечную цель социализма — счастье человека, гармоническое сочетание интересов личного и общественного во имя человека, Огарев отрывал решение этой исторической задачи от проблемы коренного экономического переустройства общества, которое создает условия для ее решения. Ярко выраженный идеалистический подход, с элементами христианского социализма…» Далее справедливо отмечается, что в тех исторических условиях подобный взгляд был отнюдь не «потерей»: «Сосредоточенность на проблеме личности не была ему одному [Огареву] присущей особенностью. […] В стране, где личность человека была исключительно объектом принуждения, где задачи антикрепостнической борьбы были первоочередными, наиболее актуальным при решении социальной проблемы, естественно, был вопрос о правах человека, о его раскрепощении» [Рудницкая, с. 43–44].

В сохранившихся письмах Огарева не найти ни слова о том, кто подтолкнул его к новым идеям, к моральным, христианским размышлениям.

Письма — путь неверный и опасный; более откровенными были стихи, писавшиеся в основном для себя, для дружеского круга. Будто подхватывая замаскированную цитату из рылеевского «Войнаровского» («Однообразны дни ведет Якутска житель одичалый»), Огарев обращается к тем, кто совсем недавно близ Якутска, Читы, Иркутска прожил тысячи «однообразных дней»:


Еще от автора Натан Яковлевич Эйдельман
Грань веков

В книге рассказывается об одном из самых интересных периодов российской истории. Завершается правление Екатерины II, приходит время Павла I. Начало и конец его недолгого царствования – непрекращающаяся борьба за трон, результатом которой стало убийство императора.


Искатель, 1966 № 05

На первой странице обложки: рисунок АНДРЕЯ СОКОЛОВА «СКВОЗЬ ПРОСТРАНСТВО».На второй странице обложки: рисунок Ю. МАКАРОВА к рассказу В. СМИРНОВА «СЕТИ НА ЛОВЦА».На третьей странице обложки: фото ЗИГФРИДА ТИНЕЛЯ (ГДР) «ПАРУСНЫЕ УЧЕНИЯ».


Твой восемнадцатый век. Твой девятнадцатый век

Эта книга увлекает необыкновенно! Здесь читатель узнает о самых грандиозных событиях этих веков: о Пугачевском бунте, об Отечественной войне 1812 года и о судьбах многих людей того времени.


Твой восемнадцатый век

Эта книга — первая в серии, написанной Н. Я. Эйдельманом специально для юношества. Повествование об «осьмнадцатом столетии» построено на анализе интереснейших событий (постоянная борьба за трон, освоение Камчатки и Курил, Пугачевский бунт) и ярких портретах героев, участников исторического процесса — Елизаветы и Екатерины II, Павла I, А. Радищева, князя М. Щербатова… Особое внимание автор уделяет закулисной стороне истории — тайнам дворцовых переворотов. Победители известны всем, а судьбы жертв — далеко не каждому…


Секретная династия

Книга посвящена секретной истории России от начала XVIII века до 1870-х годов и тому, как «Вольная печать» А. Герцена и Н. Огарева смогла обнародовать множество фактов, пребывающих в тени и забвении или под спудом цензурных установлений. Речь пойдет о тайнах монаршего двора («убиение» царевича Алексея, дворцовые перевороты, загадочная смерть Николая I), о Пугачеве, Радищеве и опальном князе Щербатове, о декабристах и петрашевцах...


Пути в незнаемое [Писатели рассказывают о науке]

Очередной 21-й выпуск сборника «Пути в незнаемое» содержит очерки, рассказывающие о современном поиске в разных сферах научной деятельности — экономике, космических исследованиях, физике, океанографии, землеведении, медицине, археологии, истории, литературоведении, астрономии. Авторы очерков — профессиональные писатели, занимающиеся наукой, и профессиональные ученые, ставшие писателями. (Издано в 1988 г.)


Рекомендуем почитать
Донбасский код

В новой книге писателя Андрея Чернова представлены литературные и краеведческие очерки, посвящённые культуре и истории Донбасса. Культурное пространство Донбасса автор рассматривает сквозь судьбы конкретных людей, живших и созидавших на донбасской земле, отстоявших её свободу в войнах, завещавших своим потомкам свободолюбие, творчество, честь, правдолюбие — сущность «донбасского кода». Книга рассчитана на широкий круг читателей.


От Андалусии до Нью-Йорка

«От Андалусии до Нью-Йорка» — вторая книга из серии «Сказки доктора Левита», рассказывает об удивительной исторической судьбе сефардских евреев — евреев Испании. Книга охватывает обширный исторический материал, написана живым «разговорным» языком и читается легко. Так как судьба евреев, как правило, странным образом переплеталась с самыми разными событиями средневековой истории — Реконкистой, инквизицией, великими географическими открытиями, разгромом «Великой Армады», освоением Нового Света и т. д. — книга несомненно увлечет всех, кому интересна история Средневековья.


История мафии

Нет нужды говорить, что такое мафия, — ее знают все. Но в то же время никто не знает в точности, в чем именно дело. Этот парадокс увлекает и раздражает. По-видимому, невозможно определить, осознать и проанализировать ее вполне удовлетворительно и окончательно. Между тем еще ни одно тайное общество не вызывало такого любопытства к таких страстей и не заставляло столько говорить о себе.


Герои Южного полюса (Лейтенант Шекльтон и капитан Скотт)

Южный полюс, как и северный, также потребовал жертв, прежде чем сдаться человеку, победоносно ступившему на него ногой. В книге рассказывается об экспедициях лейтенанта Шекльтона и капитана Скотта. В изложении Э. К. Пименовой.


Предание о химйаритском царе Ас‘аде ал-Камиле

Монография представляет собой исследование доисламского исторического предания о химйаритском царе Ас‘аде ал-Камиле, связанного с Южной Аравией. Использованная в исследовании методика позволяет оценить предание как ценный источник по истории доисламского Йемена, она важна и для реконструкции раннего этапа арабской историографии.


Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А.