Быстроногий олень. Книга 2 - [72]

Причиной для ссоры послужило то, что бригадир, как и большинство бригады, был намерен кочевать в долину Койныкай, мимо Каменного дьявола. Ятто считал это безумием; по его мнению, колхозному стаду не избежать несчастья, если оно войдет в долину, над которой висит проклятье.

Когда до страшной долины оставалась одна перекочевка, Ятто решил действовать. Порывшись в мешке из нерпичьих шкур, в которых жена его обычно хранила оленьи кости, Ятто нашел оленью лопатку, подсел к костру. Положив кость в костер, он присел на корточки, замер. В ярангу вошел бригадир с братом. Погруженный в свои размышления, Ятто, казалось, не заметил их прихода. Воопка толкнул в бок брата, указал глазами на старика.

— Смотри, гадает.

— Все равно по-своему сделаем, — тихо ответил Майна-Воопка.

Внезапно старик выхватил из костра оленью лопатку, быстро окунул ее в деревянную плошку с водой. Закрыв морщинистыми веками глаза, он застыл в неподвижности, затем осторожно, словно боясь разбить, поднес потрескавшуюся лопатку к глазам и принялся изучать трещины. Братья смотрели на все это с выражением любопытства и тревоги.

— Собирайте сюда народ, — наконец произнес Ятто, — я говорить буду.

— Соберем. Я тоже говорить буду, — спокойно отозвался бригадир, глядя на старика отчужденными глазами. Ятто окинул строгим взглядом высокую фигуру Майна-Воопки и медленно, подчеркивая каждое слово, повторил:

— Скорей собирайте народ, я говорить буду. Я самый старый в стойбище, голова моя самая белая в нашем стойбище. Меня, а не тебя, Майна-Воопка, народ должен послушаться.

Народ собрался. Молодые пастухи тревожно переговаривались, вопросительно смотрели на своего бригадира, старики с бесстрастным видом курили длинные деревянные трубки.

Ятто, с непокрытой седой головой, не мигая, смотрел на оленью лопатку, лежавшую у него на коленях. Разговоры постепенно стихли.

— Начинаю собрание нашей бригады! — громко сказал Майна-Воопка.

Словно очнувшись от забытья, Ятто уставился ничего непонимающим взглядом в суровое лицо бригадира. Глаза Майна-Воопки были настолько спокойны, невозмутимы, что старик вдруг вспыхнул и сердито спросил:

— Что так смотришь? Не чай пить, а о кочевых путях толковать будем…

Брови Майна-Воопки сдвинулись. Всем показалось, что он вот-вот вспылит и не миновать тогда сильной ссоры. Но бригадир, не повышая тона, стремясь соблюсти почтительность к старику, ответил:

— О кочевых путях толковать нечего, кочевать будем в долину реки Койныкай. Там запасное пастбище нашей бригады. Так правление колхоза еще летом решило. А сейчас поговорим, на какой день назначить кочевье.

Молодежь одобрительно зашумела, старики выжидающе уставились на Ятто. А тот вдруг упал на колени, схватил оленью лопатку и, подняв ее перед своим лицом, заговорил:

— Предки наши счастливый путь кочевья определяли по трещинам на лопатке оленя. Горе тому, кто закон предков забудет. Вспомните, что перед нами долина реки Койныкай. Кому же не известно, что у входа в долину стоит Каменный дьявол? Разве не знаете вы, что у него только оболочка каменная, а внутри он живой? Горе тому, кто мимо Каменного дьявола пройдет. Нет, я не позволю, чтобы стадо погибло, мы не пойдем в долину реки Койныкай. Трещины на лопатке иной путь показывают. Мы пойдем долиной Тиркынэй.

— Что? — воскликнул Воопка.

Бригадир дернул брата за рукав и спокойно спросил у пастухов:

— Вы слыхали, что Ятто говорит? Он хочет гнать стадо через долину Тиркынэй. Но разве олени едят камень? А что, кроме камня, есть в долине Тиркынэй?

Пастухи зашумели.

— Не дело говоришь, Ятто, — сказал старый пастух Выльпа. — Через долину Тиркынэй нельзя гнать оленей: пока пройдем, олени совсем худыми станут, падать начнут.

— Что ж, по-твоему, мимо Каменного дьявола итти? — возразил бывший бригадир Кумчу.

Поднялся спор.

— Стыдно каменного столба бояться! — запальчиво выкрикнул кто-то из молодых пастухов.

— А ну послушаем, что говорят молодые! — повысил голос Выльпа.

— Пусть себе говорят, что им вздумается, — не уступал Ятто. — Когда надо было, я слушал их, они часто дельное говорят, но сегодня ни молодым, ни старым говорить нечего. Вот кто за нас говорит. — Ятто поднял над головой оленью лопатку.

Уже не заботясь о том, понравятся его слова или не понравятся, Майна-Воопка сказал:

— Наше слово вот какое. Сделаем так, как народ на колхозном собрании решил, когда пастбища распределяли. Я тебя, Ятто, уважаю, ты оленей понимаешь. Но бригадир здесь я, а не ты, и я не позволю гнать стадо каменной долиной Тиркынэй.

В тоне бригадира было столько решительности и суровости, что пастухи притихли, а Ятто швырнул в костер лопатку, вскочил на ноги и вышел вон из яранги.

— Будет так, как я сказал! — донесся с улицы его голос.

…Майна-Воопка стоял на вершине перевала и смотрел в узкий проход между двух гор, за которыми виднелась обширная долина реки Койныкай. На одной из этих гор, в самом конце прохода, виднелся каменный столб.

— Вот он, Каменный дьявол! Ну, погоди же! — с ненавистью погрозил Майна-Воопка столбу и быстро пошел вниз. У столба бригадир достал из-за пазухи кухлянки трубку, закурил. С глубокими трещинами, местами черный, местами красноватый, каменный столб казался мрачным идолом, созданным руками людей много веков назад. У подножья столба виднелись следы костров шамана Тэкыля.