Она присела на дальний диванчик, вынула из прически белоснежную орхидею, распустила волосы и взбила их руками. Ей было невдомек, что за всеми ее попытками скрыться от всеобщего внимания неотрывно наблюдает Александрос. Наблюдает и жаждет уединения, любуясь своей женой, изящным изгибом алебастровой шеи, тонкими запястьями, атласными волосами, которые она небрежно разметала по плечам и спине…
Келли сидела на диванчике, и тонкое платье приоткрывало ее точеные колени. Девушка нагнулась поправить замочек на туфельке, и пышная грудь приоткрыла глубокую ложбинку. Она поправила ремешок на тонкой щиколотке и подняла на мужа бездонные голубые глаза. И снова малиновый румянец покрыл ее щеки — в его взгляде она увидела необузданное желание. Этот взгляд показался ей притягательным как никогда прежде…
Вскоре к Келли подсела одна из ее стареньких тетушек. Девушка поддерживала беседу как могла, но каждую секунду ощущала на себе хищный взгляд Александроса.
Пожилая женщина давно уже обходилась без ее поддакивания и все говорила и говорила, когда подошел Александрос, притянул к себе жену и спросил:
— Готова идти?
Она знала, что идти или остаться — решать не ей, и оттого промолчала в ответ.
Они распрощались с приглашенными. Келли бросила букет невесты в толпу незамужних девушек и женщин и удалилась, еле поспевая за семимильной поступью мужа.
В холле отеля Келли остановилась.
— В чем дело? — спросил ее Александрос.
— В чем дело, в чем дело… — сквозь слезы проговорила молодая жена. — Ни в чем…
Александрос, недоумевая, уставился на нее.
— Да что с тобой случилось, Александрос? Как ты так можешь? Ведь все эти люди — все до одного — уверены, что это брак по любви. Тебе удалось их всех одурачить. А ведь это твоя родня. Не чужие тебе люди. Как ты можешь с ними так поступать? Они ведь обожают тебя. Даже Алексей, и тот уверен, что этот брак настоящий… Но я так не могу, Александрос. Я не могу смотреть этим людям в глаза, зная, что обманываю их.
Александрос обнял жену и заглушил ее плач поцелуем. Таков был его единственный ответ.
— К чему тревоги, Келли? Мы ведь уже женаты. И я не позволю тебе об этом забыть. У любого брака есть свои прелести и горести. Мы вкусим и того и другого, это я тебе обещаю. За мной деньги. За тобой ласка. Все просто. Не надо кукситься в такой особенный день, куколка моя. Тем более, что до его окончания еще далеко. Есть один невыполненный, но очень важный пункт плана…
— Александрос, — обратилась Келли к мужу, когда оказалась на кожаном сиденье лимузина. — Куда ты меня повезешь?
— Правильнее было бы спросить, куда мы поедем. Поскольку теперь мы неразделимы. Мы — супруги, не забывай об этом.
Александрос повернулся к Келли, провел рукой по ее медовым волосам, далее по груди, очень чуткой к прикосновениям. Он заметил, что дыхание ее сбивается, но остался безразличным к ее волнениям. Теперь Келли его жена.
— Сейчас мы поедем в аэропорт. Наш багаж прибудет следом. Как я и говорил, мы отправляемся в медовый месяц, — проинформировал ее Александрос.
Глаза Келли вновь наполнились слезами.
— Не смотри на меня так, — сказал Александрос. — Нас ждет сказочный тур. Вот увидишь, тебе понравится.
— Ты хотя бы скажешь, куда мы отправляемся? — настаивала на прямом ответе Келли.
— Если тебе так важно это знать, — холодно начал Александрос, — то мы отправляемся на мою виллу близ Афин. Она-то и станет нашим любовным гнездышком, дорогая жена, — игриво подмигнул ей супруг.
— А разве не там живет твоя мама?
— Когда здоровье мамы ухудшилось, она переехала в город, чтобы у ее лечащего врача была возможность наведываться к ней почаще, — разъяснил Александрос.
Келли всегда восхищалась просторами и ухоженностью загородных владений семейства Корос, которые значительно превосходили в роскоши расположенное по соседству имение ее бабушки и дедушки.
— Я давно уже там не бывал, — заметил Александрос. — Дом большую часть года пустует, другие члены семьи бывают в нем лишь наездами. Такое чувство, что раньше все было иначе. Чаще встречались, умеючи и со вкусом отдыхали от суеты больших городов. Теперь же всем некогда… — принялся разглагольствовать Корос, откинувшись на спинку кожаного сиденья.
Келли хмуро выслушала его тираду.
— А ты давно бывала в Афинах? — лукаво спросил ее Александрос. — Пожалуй, и не приезжала с тех пор, как…
— На нашу виллу не приезжала, а в Афинах была много раз, — перебила его Келли.
Он кивнул и с удовольствием еще раз оглядел свою жену, которую так красило это платье из жемчужного шелка. Девушка смотрелась необыкновенно лакомой в мягких креслах лимузина, обтянутых гладкой кожей кремового цвета, — словно безе в крем-брюле.
Келли отвернулась от этого изучающего взгляда. Девушка привыкла жить просто, поступать незатейливо, вести себя бесхитростно и прямолинейно. Она понимала, что теперь придется стать другой — сдержанной, хладнокровной, рассудительной. Ей невыносимо было думать, что никогда он не поверит в ее невиновность. Келли вообще чересчур болезненно относилась к мнению окружающих о себе, кроме того она мучилась угрызениями совести, поскольку все же именно себя считала ответственной за скандальные последствия неуместного признания с поцелуем. Ей нужно было только одно слово его прощения, чтобы прекратить себя казнить. Но смела ли она надеяться, что когда-нибудь услышит это слово?..
