Была не была - [3]
— Махнем в нашу деревню, а?
И махнули.
А теперь папа приходит поздно, и сразу тетя Лида начинает кормить его супом и своими рассказами. Неинтересные рассказы. А он слушает. Даже на Володю сердится, когда он прерывает.
Володя все уроки выучил и сидел теперь в своей маленькой комнате — диван да стол впритык. Глядел сквозь набухшие ветки тополя во Двор.
Двор весь немножко двигался: огни в окнах, теплый воздух от земли, сама земля, под которой уже распрямлялись пружинки травяных побегов, все было точно в ожидании пути. Потому что весна. Воздух весны. Вечер весны. Силы весны.
Можно идти и идти по движению земли и все быть в вечере весны… Попрощаться с домом, с детством:
— До свиданья, тополь…
А корявый тополь по-прежнему тянул руки к тому окну на втором этаже, будто не заметил, что оно отгородилось марлевой завесой:
— А я с вами, люди. Можете тоже звать меня «старик». Я вам рад.
3
Особенно Тошка. Не очень она даже красивая, да еще и музыке учится.
Бывают такие девчонки, в которых влюбляются целыми коллективами: всем классом, всей футбольной командой, всем двором.
Вот и Тошка такая.
Когда закудрявятся на тополе красные бархатинки — тополевые цветы, откроются намытые до блеска окна. И понесутся над двором запахи нафталина, жареного лука, а из одного — раскатистые, победные гаммы. И еще какие-то пьесы. В общем — музыка. Это Тошка играет.
Просто диво, как повезло их двору: откроется весеннее окно, и вот она, Тошкина музыка!
Вся жизнь во дворе тогда идет под музыку:
малыши ревут под музыку;
пенсионеры в козла режутся под музыку;
и братья Кирюшкины, близнецы, дерутся тоже под музыку.
А когда отгремят гаммы, двор замрет: вот сейчас выйдет из темного подъезда тоненькая девочка с черной папкой на витых тесемках!
Под тополем начинается неслыханно оживленный разговор.
— Вчера Райкин по телевизору выступал, — точно с большой трибуны кричит Гога. Он стоит как раз напротив подъезда и говорит туда.
— Я видел! — подхватывает Леня. — Как он: «Эй, ты, ушастый, — спрашивай, спрашивай!»
— «Как твоё фамилиё!» — захлебывается Леха.
А девочка уже вот она. У самых дверей, на нижних, ступеньках стучат ее туфельки.
Если стоишь к подъезду боком, как Володя, лучше всего молчать, тогда слышно, как она задела папкой за стену, как чик-чок! — спрыгнула с крыльца.
— А здорово у него пластинку заело, — снова выкликает Леня: — «Где целый день играют дети, играют дети, играют дети…»
Ах, чтоб тебя! Все заглушил! Можно, конечно, оглянуться. Но шея, как деревянная. Лучше смотреть прямо на угол дома — не обогнув его, не выйдешь со двора. Володя так и делает.
— Если Райкин приедет, — важным голосом орет Гога, — мой отец…
И умолкает. Что это с ним?
Все, как по команде, оборачиваются. Тошка легко скользит мимо мальчишек и вдруг — будто только заметила — наклоняет в их сторону голову: «Привет, мальчики!» А косы-то нет! Длинной черной косы нет. Взбит чуб. И еще красивей получается.
— Привет, Тош, — отвечают нестройно, равнодушными голосами.
— Вот так музилка! — ахает Гога.
Он любит все говорить словами.
— Тебе хорошо, а у нас с ней квартиры рядом, — ворчит Леха.
— Вы там орете, ей тоже мешаете, — обрывает Алька.
И непонятно, предполагает он или Тоня сказала, а может, заходил к ней и слышал сам.
Володя молчит. Он знает, как было.
А было так:
Тошка: Можно щенка подержать?
Алька: Нет.
— Почему?
— Мять нельзя.
— Я не буду мять.
И без всякого спросу:
— Иди, иди сюда, блохастый! — и подняла над головой, засмеялась: — Ах ты, хороший человек! — Это щенок-то!
И правда, смешной щенок. Тупая морда, сонная. Смотрит сверху на Тошку. А у нее пальцы тоненькие — просто диво, какие бывают руки у девчонок!
— Как его звать?
— Блохастый!
— Да ладно тебе. Пошутить нельзя. Джек его зовут. Я слышала, — и пошла со щенком к двери. — Давайте, мальчики, моей маме Джека покажем. Она любит!
— Да ну… — нерешительно отозвался Володя.
— А чего, пойдем, — Алька шагнул вслед за Тоней. — А вот я не слыхал, как тебя звать.
— Тоня. А тебя?
— Алька.
— Так и говорить — Алька? — Она обернулась. — А меня тогда — Тошка.
— Тебя дразнили Тошка-картошка, — обрадовался Алька.
Тоня не ответила, засмеялась.
Вот как, оказывается, надо с ней говорить! И откуда Алька знает?
Он не робеет. Идет и идет по лесенке — ступеньки-ступеньки — поворот — 3-й этаж…
А Володя сколько раз думал — взять и войти в этот подъезд. Мало ли что нужно? Может, мама послала. А не решался.
Ступеньки — поворот — 4-й…
А тут идет прямо с Тошкой в ее дом… Разве смог бы без Альки?
Ступеньки — поворот — 5-й этаж.
Вот у них какая, оказывается, дверь — обита мешковиной и планочки крест-накрест. Такая домашняя дверь. И не заперта.
— Принесли, мам, смотри!
Тошкина мама — круглая, крепкая, как репка, — просто удивительно, что она Тошкина мама! — вошла вместе с ними в комнату, поставила посуду на стол. И совсем она не стала мять щенка, а просто глядела, как он разминал лапы, а потом сделал лужу на блестящем паркете. И следы ботинок на нем остались, на этом паркете. Прямо неудобно.
Но Тошка засмеялась:
— Вот нахальный тип! Натирала-натирала полы! — и побежала за тряпкой. Будто сказала: вот чепуха — паркет! Еще натру.
