«Был жестокий бой» - [25]

— И тогда настанет нам счастье!

Шуточки сейчас у нас были хоть и плоские, но очень даже уместные. Ведь почти что прифронтовой аэропорт Северный уже проснулся и зажил своей военно-полевой жизнью. Поблизости с характерным рёвом прогревались двигатели БМПешек, выпускающие в серое небо чёрные клубы дизельного выхлопа. На взлётке гудели вертолётные турбины. Какой-то охрипший солдат надрывно звал «товарища прапорщика». По разным направлениям проезжали грузовые машины, санитарки и иногда УАЗики. Военный люд сновал туда-сюда… И даже обратно, то есть по диагонали.

— Ну, вот… — сказал Юра, закончив свои зубоукрепляющие упражнения с сухпайком. — Народ тут уже вовсю воюет… А мы давимся замёрзшей кашей!

— Чайку бы сейчас! — мечтательно пробурчал я, старательно работая челюстями. — А то…

Но кипятка у нас не было и поэтому чаепитие пришлось отложить на обед. По окончанию военного завтрака наши солдаты повыпрыгивали из кузовов, а их командиры выбрались из кабин. Для всех приём пищи был окончен. Пора было заняться чем-нибудь полезным, нежели запросто так баловать червячков в желудках.

Пока наши водители совместными усилиями перегоняли все Уралы на указанное место стоянки, командиры занялись проверкой укомплектованности личного состава военным снаряжением и прочим имуществом, включая оружие, связь, оптику и боеприпасы. Для начала было проверено оружие на разряженность, то есть на наличие или отсутствие позабытого патрона в канале ствола. А после этого всё остальное пошло в обычном режиме. Покажите одно… Вытащите другое… Продемонстрируйте третье…похвастайтесь четвёртым… Предъявите пятое… Ну, и так далее. Словом, проверка была очень дотошной и крайне придирчивой. Ведь за истёкшие сутки бойцы запросто могли что-либо утерять, промотать, проглядеть, прошляпить и профукать… Словом, про*бать!

Привычный и рутинный процесс уже подходил к своему логическому завершению, когда я вдруг заметил, что стоящие передо мной водной шеренге бойцы стали смотреть не на меня, а куда-то в сторону. При этом их лица вытянулись, а глаза округлились. чтобы выяснить в чём же дело, я развернулся в нужную сторону и буквально обомлел. Такого я ещё не видел никогда: ни в Афганистане, ни в мирной своей жизни…

По дороге медленно ехал Урал-наташка… То есть обыкновенный военный грузовик с открытым кузовом. Брезентовый тент отсутствовал, имелись только деревянные борта… Вернее, их остатки… Но прежде всего в глаза бросилось огромное белое полотнище с большущим красным крестом. Это была обыкновенная простыня, закреплённая на древке наподобие флага. Затем я заметил то, что и само полотнище с красным крестом, и вся кабина Урала, и даже капот с крыльями… Везде были пулевые и осколочные пробоины. Аккуратно округлые и овальные, рваные с торчащими краями и длинные щелевидные… Невольно создавалось впечатление, что по этому Уралу специально вели интенсивный автоматный и пулемётный огонь… Также специально рядом с ним подорвали несколько осколочных снарядов… И после всего этого «испытания» донельзя расстрелянный грузовик выпустили в Грозный… И он ещё ехал!.. Хоть и медленно, но из-за перегруженной дороги… Урал ехал…

Я не видел водителя. Вместо лобовых и боковых стёкол были установлены бронированные листы с узкими прорезями для обзора. На этих толстенных прямоугольниках тоже виднелись многочисленные царапины… А потом я внезапно увидел то, что Урал-Наташка вёз в своём открытом кузове.

— Равняйсь! Отставить! Карась! Равняйсь! Смирно! Два шага вперёд — шагом марш! Кру-гом! Равняйсь! Равняйсь, я сказал!

Хоть и не сразу, но солдаты всё же выполнили мои резкие и быстрые команды. Теперь шеренга бойцов стояла спиной к приближающемуся Уралу. Вечно неугомонный Наместников попытался было опять посмотреть на расстрелянный грузовик с белым флагом… И страшным грузом в открытом кузове… Но я рявкнул ещё раз и должный порядок был восстановлен… Моя разведгруппа стояла не шелохнувшись… Зато перед моими глазами стало медленно проплывать, пожалуй, самое ужасное зрелище в моей жизни.

В кузове Урала находились тела погибших солдат и офицеров нашей Российской Армии. Их было так много… Ведь эти трупы лежали в одной большой куче… Причём, друг на друге… И мёртвые бойцы и командиры, мотострелки и десантники, другие солдаты… Все они лежали в наброс… И эта куча погибших была слишком большой. Может быть их общее количество насчитывало человек тридцать… А может все сорок или даже пятьдесят. Я не мог это определить даже приблизительно… Потому что вершина пирамиды из человеческих тел возвышалась над верхним срезом деревянных бортов… Вернее, над их остатками.

«Боже мой! — думал я, пребывая в жутком оцепенении. — Боже ты мой!.. Сколько их тут? И это за один рейс?!.. Бож-же т-ты мой!..»

Я ещё ни разу в жизни не видел такого огромного количества мёртвых тел… А тем более столько погибших солдат и офицеров! Даже в Афганистане мне не доводилось встречаться с чем-то подобным… Самое большее что я видел — это пять или шесть трупов солдат Ахметшинской группы, попавшей в засаду… Но они лежали на носилках. И каждое тело было тщательно обёрнуто в блестящую непрозрачную плёнку… а тут…