Был у меня друг - [17]

Шрифт
Интервал

– Макс, помнишь, Зуфар из разведки рассказывал, как год назад «духи» прямо в речке фугас поставили? – подтягивая к себе весь в заплатках рюкзак, сказал Алексей.

– Это которая за горкой? – откликнулся вновь закрывший глаза Максим.

– Ну да, – развязывая боковой карман РД, подтвердил белорус, – их бээмпэшка только в воду залезла, и тут как шарахнет! Пацанам тогда не повезло: они, чтоб не замочиться, в десантный люк залезли, там их по стенкам и размазало.

– Да, помню, – натягивая панаму на глаза, сказал Максим, – «старики» тогда погибли, им домой через месяц, а они..….

– Вот-вот, – подтвердил Алексей, доставая из рюкзака баночку паштета, – перед самым дембелем их закосило. Мне как Зуфар об этом рассказал, сразу стало ясно: внутри, – белорус похлопал ладошкой по железному корпусу машины, – верная «коса». В случае подрыва, сидя на броне, выжить шансов больше. Ты как насчет закусить? – сменил невеселую тему белорус, и в этот момент все машины колонны заглушили моторы. – Лично у меня «яма» открылась, а стопарнулись, похоже, надолго.

Максим приподнял с глаз панаму и прислушался к своему вечно пустому в последнее время желудку.

– Да, наверное, стоит, – утвердительно сказал он и, подтянув к себе свой рюкзак, задумался: чего съесть-то? «Полчаса наверняка простоим, – подумал он и решил подкрепиться поплотнее. Достав банку мясных консервов с жареной картошкой, пачку галет и баночку яблочного сока, Максим устроился поудобнее, достал маленький консервовскрыватель и принялся за дело.

Осторожно открыв банку, он вытер «открывашку» о штаны и отложил в сторону, затем достал из бокового кармана своего выцветшего рюкзака трофейную ложку «Made in Japan».

Ложка была знатная, с историей. Сделана она была из нержавеющей стали. На лицевой стороне ее длинной и плоской ручки красовалась отлитая в металле полуобнаженная рабыня с пышной грудью и роскошными, до пят, волосами. Собственно, волосы и были единственной одеждой этой застывшей навеки красавицы. Ее чудесные, поднятые вверх руки были плотно перетянуты металлическими путами, а стыдливо опущенная вниз голова, полностью накрытая спадавшей вдоль тела невообразимой волной неземных прядей, словно хотела сказать своему обладателю: «Не мучай меня, мой господин, развяжи мне руки и одень мое тело, я и так твоя…».

Досталось это произведение восточного искусства Максиму по случаю, во время «чистки» одного кишлака у подножия Альтамура. Кишлак был безлюдный, но живой, потому как вся домашняя утварь его обитателей была на месте. Жители ушли, предупрежденные о появлении шурави. Максим, войдя в один из глиняных домов, увидел пустую комнату с очагом на земляном полу и сложенными аккуратной стопкой у стены матрацами. Рядом с выходящим на пыльную улицу пустым окном зияла выбитая в глиняной стене ниша с посудой. Там он и увидел свой трофей. Иметь такие ложки молодым солдатам запрещалось, поэтому и приходилось Максиму скрывать свою безмолвную красавицу в походном рюкзаке.

Достав два кубика сухого горючего, он положил их на броню и поджег. Когда бесцветное пламя прилично нагрело дно консервной банки, Максим запустил в нее свою длинную ложку и перемешал содержимое. Не торопясь, достал из пачки твердую, как камень, галету и нагрел ее на остатках догоравшего огонька, иначе не раскусить. Зачерпнув из банки шипяще-аппетитное, перемешанное с картошкой мясо, он с удовольствием, предварительно прикрыв глаза, отправил его в рот. Закинув следом кусок размягченной на огне галеты, тщательно пережевал и проглотил. Затем с удовольствием повторил эту нехитрую процедуру. Покончив с картошкой и мясом, он проделал два отверстия в банке с соком и, расслабленно развалившись на броне, толкнул локтем Гарбуля:

– Лех, а Лех?

– Ну чего тебе? – отрывая от обветренных губ маленькую баночку со сгущенным молоком, недовольно отмахнулся от друга Алексей.

– Вот я лежу и думаю, – сладко потягивая прохладный сок, протянул Максим, – как вот ты, имея такого папу, целого полковника госбезопасности, попал служить в такую…, как это помягче выразиться,… ну, ты понял. А, Лех?

– Тебе-то какая печаль? – нахмурился Алексей и, отбросив в сторону пустую банку, снял с ремня пластмассовую фляжку: – Воды хочешь?

– Ага, давай, соком не напьешься. – Максим сделал несколько глотков и вернул флягу. – А все-таки, Леха, как такое могло случиться? Ладно мы, простые смертные….

– Ну вот чего пристал? Если бы хотел, давно рассказал, – перебил Алексей и, не без труда размяв в руках «дубовую» сигарету без фильтра, протянул смятую пачку Максиму. – А впрочем, тебе, пожалуй, расскажу, но только тебе. Понял?

– Могила. – Максим оживленно раскурил сигарету и услужливо протянул горящую спичку Алексею: – Ты же меня знаешь, я не трепло.

– Знаю, потому и рассказываю.

Разложив на броне подбушлатник, Алексей с удовольствием лег на спину, вытянул затекшие ноги и, крепко затянувшись, начал свой рассказ:

– Ты же знаешь, я в Белорусском государственном университете учился, а это первый вуз на всю республику. Смекаешь? Туда поступить не намного легче, чем в МГУ. Но, сам понимаешь, – Алексей многозначительно вытянул указательный палец в небеса, – папа у меня наверху, мама не намного ниже – начальник финансов республиканского комитета партии, а я единственный сынок, и все у меня в порядке, – Алексей выпустил дым и, уныло ухмыльнувшись, сам себя поправил: – Было в порядке. Ну, да ладно, имеем, что имеем. Ну, так вот, – картинно выпустив табачный дым через нос, продолжил он, – студенческая жизнь, я тебе скажу, это рай при жизни. Особенно если с деньгами no problem. Девчонок такое море безбрежное в нашем универе училось, – последние слова Алексей произнес нараспев, мечтательно закатив глаза, – причем на самый разнообразный вкус. Ты себе представить не можешь, Макс, какие у нас, в Белоруссии, девчонки. Эх! Где же вы, красавицы?


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.