Был смирный день - [12]

Девочка ощутила в руке цветок, который нечаянно сорвала на лугу, и протянула ей.

— На.

— Девочка, — сказала тетя так, как если бы к ней на ладонь села бабочка. Она взяла цветок, с таким же вниманием стала рассматривать и его.

Лесная тетя положила цветок возле, не приподнимаясь, потянулась за другим, росшим тут же. Сорвав несколько цветков лесной герани и вероники, стала плести веночек.

Девочка подошла ближе, присела, внимательно наблюдая, как цветки вплетаются в «одну ножку».

Тетя сплела венок, выдернула из платья нитку и скрепила основание. Поманила девочку. Примерила венок на себя, потом надела на голову девочке.

— Носи, — сказала она.

— Я — Леля.

— Леля? — удивилась та. — Ягод хочешь?

— Не знаю, — сказала Леля, — молока хочу.

— Какое молоко в лесу? — удивилась тетя. — Молоко у тети Поли.

На картофельное поле вышел трактор. Под его тарахтенье они пошли, взявшись за руки. Через онемевший луг подошли к домику — в нем жила лесная тетя.

— Ты посиди тут, я схожу за молоком, — сказала она.

Фетина постучала в кухонное окно к соседке.

— Поди в дверь, открыто, — отозвалась та.

— Некогда мне, Аполлинарья Никитична.

— Ну ладно, вылезаю, — и, хлопнув крышкой подполья, Аполлинарья распахнула створки окна, — куда ты торопишься?

— Тороплюсь-тороплюсь, милая моя, дочку мне надо накормить, молока запросила.

— Дочку?! Погоди, вот я блинов испеку.

— Блинов потом принесешь.

— Ну ладно. — И полезла опять в подполье, куда только что составила кринки утрешнего молока.

Когда Аполлинарья взошла в избу к соседке, то спросила удивленно:

— Чья это?

— Моя.

Аполлинарья, не дожидаясь объяснений, подошла к ребенку.

— Как зовут, доченька?

Девочка молчала.

Аполлинарья поставила блюдо с оладьями на табуретку перед девочкой.

— Не догадалась я, шибала бестолковая, варенья принести. — И поспешила из избы.

«Чья же девочка? — озабоченно кумекала Аполлинарья. — Ведь у нее ничего не добьешься, надо бежать на колодец, спросить там».

Аполлинарья метнулась к себе, схватила первые попавшиеся ведра и побежала.

Но до колодца дойти не успела, перехватила бабка Дуня. Она семенила со всех ног, заглядывая в кусты репейника и одичалой малины на одомчине.

— Ой, дорогие мои, золотые мои, как мне быть, что мне делать, в голову толк не заберу, куда только провалился, несчастный. Уж всех обежала, всех обспросила, никто видом не видывал, слыхом не слыхивал.

— Да кого ты, котенка, что ли, кличешь? — остановилась Аполлинарья.

— Да какое котенка, что мне-ка котенок-то. Сынок вчерась привез внучку гостить. А я, чума гороховая, пока корову подоила во хлеву, пока пришла в избу, ребенка-то и нет. Матка теперь башку-то сымет с меня, — трогая голову, поведала бабка Дуня.

— Да ты постой волосья-то рвать, полохоло ты эдакое, поди-ко посмотри к Фетине ее дочку.

— Да что ты? — подивилась бабка Дуня.

— Пойдем, пойдем, — Аполлинарья повернулась, и они полетели.

Перед Фетининым домом бабка замедлила, заглянула в окно.

— Вроде как она. А непохожа. А платье вроде наше.

— Да зайдем в избу-то, боишься, что ли? Только виду не подавай, зачем пришли. Да, подожди-кось, варенья я обещала. Я сейчас, а ты поди туда.

Бабка Дуня осторожно прошла в сени, где-где, а у Фетины в гостях ей бывать не приходилось. Дверь в переднюю избу была притворена, она постучалась.

Открыла Фетина.

— С добрым утром, Фетинушка! Вот пошла я на тот конец деревни, по делам мне понадобилось, глянула на твой дом, дай, думаю, зайду, ведь не бывала я у тебя, все дела да дела, замаяли.

— Спасибочки, — поклонилась Фетина в пояс, — так что же мне теперь, самовар надо ставить? — вежливо приняла вызов хозяйка. И пошла за занавеску на кухню. — Ну вот и воды, как нарошно, нету. Подождешь, я сбегаю?

— Подожду, поди. А кто это у тебя? — Приглядываясь, бабка Дуня подошла к ребенку поближе.

— Дочка. Хороша?

— Хороша, хороша.

Фетина вышла, столкнувшись в дверях с Аполлинарьей.

— Куда это ты полезгала так скоро?

— Водички принести.

— На дальний ступай, на нашем всю вечером вычерпали.

Фетина делово направилась на дальний колодец. Аполлинарья подоспела к старухе.

— Ну как, признала внучку-то?

Старухи приступились к ребенку. Девочка сурово смотрела на них заплывшими глазками.

— Да уж больно она не глядяшша. Может, на волю вынести? Моя-то помене была, а эта поболе. И с лица такая надутая.

— Ну, старуха, ты меня седни с ума стряхнешь. Нашла время разглядывать. Учти, с огнем играешь. Баба-то она смирная, да сама знаешь, не в себе, мало ль что взбредет. Как звали твою-то?

— Лялькой кликали, вчерась ведь только привезли, не пригляделась я еще. Думаю, вот встану утром, молочка парного ей налью. Да погляжу, в мать ли, в отца ли, а может, думаю, на меня чем смахивает.

Аполлинарья махнула на старуху рукой и склонилась над девочкой, затормошила.

— Звать-то как, маленькая?

Девочка усердно макала оладьи в варенье и отмахивалась от бабок молча, как от мух.

— У тебя мама есть?

Девочка, услышав о маме, оторвалась от еды, но по-прежнему молчала. Аполлинарья набросилась на старуху:

— Ну, бабка, несмотря что ты и в девках была растрепа, не знаю, за что Иван взял, за эти-то годы должна ты ума хоть сколько накопить. Приметину какую бы запомнила.