Буйный Терек. Книга 1 - [17]
Гази-Магомед спокойным, неторопливым голосом рассказывал внимательно слушавшему его мулле о своей поездке в Араканы, к Сеиду-эфенди. За высоким полукруглым цветным окном тускло светила луна, безмолвие ночи окутало село. Было торжественно и тихо, и только на окраине аула глухо ворчали псы.
— Прости меня, наставник, но видит аллах, что Сеид такой же гяур[35], как и русские! — сказал Гази-Магомед.
Никто не возразил, и только мулла Магомед слабо кивнул головой в ответ и закрыл усталые глаза.
— Что делать? Научи ты, праведник, неужели и ты, другой мой наставник, не найдешь слово наставления? — придвигаясь вплотную к хилому, безжизненному телу старца, с болью в голосе выкрикнул Гази-Магомед.
Старик тихо улыбнулся и, открывая кроткие, выцветшие от старости и трудов глаза, еле слышно произнес:
— В несомненной книге пророка есть все, чтобы рассеять твои сомнения.
Подняв над головою трясущиеся руки, он тихо и торжественно сказал:
— Пророк говорит: кто делает одну половину и не делает другую, тот совершает великий грех. Есть дело более угодное, чем молитва, и это дело… — Он медленно приподнялся и, простирая вперед руки над головами замерших людей, почти касаясь пальцами лица застывшего в благоговейном экстазе Гази-Магомеда, неожиданно звонким и сильным голосом выкрикнул: — Газават!
И все смотревшие на него тихо, еле слышно повторили: «Газават!»
Шамиль, в этой поездке исполнявший роль секретаря Гази-Магомеда, достал чернильницу и сейчас же написал на большом листе:
«Волею аллаха милостивого, в лета 1241, месяца магарама 10, Магомед-эфенди Ярагский, ставший праведником божьим и муршидом[36] в тарикате[37], наставник и учитель в обществе своих учеников, истинных мусульман, Гази-Магомеда из Гимр, Алибека-муллы из Чоха, Хос-Магомы из Унцукуля, Алигуллы-хаджи из Эрпели и смиренного Шамиля бен-Дингоу из Гимр, возвестил всем дагестанским народам и тем, кого это коснется, что…»
Он выжидательно взглянул на муллу Магомеда. Старик, напрягая усилия, сказал:
— Правоверные, говорите! Народ должен знать о нашем решении. — И он тусклыми глазами оглядел всех.
Гази-Магомед приподнял папаху и левой рукою сильно провел по своей бритой голове до самого затылка. Шамиль понял, что Гази-Магомед, несмотря на внешнее спокойствие, сильно взволнован.
— Наставник, — негромко сказал он, — газават — наше великое дело, и мы объявим его, но вместе с ним мы должны сказать народу и новые слова. Люди должны знать, кто их враг, помимо русских, чью кровь они первой покажут солнцу и луне и что они получат от газавата.
— Рай, — беззвучно проговорил старик.
— Это мертвые, а живые? — снова спросил Гази-Магомед.
Мулла Магомед вышел из своего полузастывшего состояния и уже с любопытством спросил:
— А чего хочешь ты?
И его оживившиеся глаза с теплом и любовью остановились на сумрачном и взволнованном лице Гази-Магомеда.
— Раздать земли и имущество изменников ханов той бедноте, что пойдет с нами на газават!
Шамиль поднял глаза на бледное, без кровинки, лицо старика, но оно было неподвижно, и казалось, будто слова Гази-Магомеда не дошли до него.
— И, наконец, отрубить головы всем тем, кто будет препятствовать нам, хотя бы это был, — голос его угрожающе повысился, — сам турецкий хункяр, облеченный званием халифа!
Бледное лицо старика оживилось. Было видно, как он что-то тягостно думал и переживал. Затем открыл глаза и посмотрел в упор на взволнованного Гази-Магомеда.
— Руби измену, лев ислама, руби беспощадно, даже если бы она спряталась в листках корана!
Бледное, угрюмое лицо Гази-Магомеда вспыхнуло огнем радости. Алибек-мулла неуверенно спросил:
— Если это даже великие умы и ученые алимы?
Мулла Магомед вздохнул и так же четко сказал:
— В первую очередь!
Изумленный Алибек-мулла с неловкой почтительностью поглядел на бескровное, кроткое и спокойное лицо старика, весь внешний вид которого совершенно противоречил его жестоким и мужественным словам.
— Записывай, сын мой, — обратился к Шамилю мулла Магомед. — То, что мы сейчас говорили, — это только начало, на этом не удержится газават. Для того, чтобы поднять племена на газават, надо объединить народы…
Он устало и печально посмотрел на безмолвных слушателей.
— …Адаты разлагают народ. Темнота и дикость ослабляют его, нужно укрепить шариат[38]. Надо ввести порядок и единение между племенами. Объединить аулы, выгнать негодных людей вон, самых дрянных казнить.
Утомленный долгой речью, он перевел дыхание, откинулся назад и замолчал.
— Верно, святой праведник! — почтительно сказал Шамиль. — Только шариат укрепит наши народы. Как пророк нес святую веру на концах своего зюльфагара[39] языческим народам Аравии, так и мы, не боясь крови и слез, не страшась проклятий, на лезвиях наших шашек понесем в горы шариат!
Старец пристально и внимательно посмотрел на молодое искреннее лицо Шамиля и затем перевел взгляд на Гази-Магомеда.
— С такими, как вы, шариат победит неверных!
До рассвета просидели за беседой в стенах ярагской мечети зачинатели газавата.
Почти месяц в глубокой тиши и тайне они совещались о действиях, которые следует предпринять заранее, до объявления газавата. Была разработана настоящая программа действий, продуман устав. Сложную и трудную роль секретаря и писца этого месячного обсуждения взял на себя Шамиль.
