Буйный Терек. Книга 1 - [127]

— Упокой господи ее душу! — хмуро и тихо ответили солдаты, осушая стаканы.

— А теперь к команде. Утром выступать!

Поручик скинул сапоги и сюртук, потушил лампу и улегся на койку.

Есаул Терентий Иванович Щербак как был в одном бешмете и мягких козловых чувяках на босу ногу, так и выскочил во двор, увидев, как из возка, разминая ноги, вышел молодой пехотный офицер.

— Бог гостя дал. Ура, ставь, Дунька, чихирю на стол! — выскакивая из хаты, на бегу закричал он.

Его жена, которую раньше звали Донья, увезенная им из Гергей-аула и ставшая после крещения Евдокией, принялась накрывать на стол. Она знала и любила буйный, непоседливый и вольный характер мужа, и приезд гостя обрадовал ее.

«Развеселится», — подумала она, глядя, как вслед за отцом, заплетаясь на ходу ногами, поспешил их сынишка, трехлетний Александр, или Ассан, как иногда, лаская сына, называла его она.

— А я ведь знал, что ты, Александр Николаевич, приедешь, истинный крест и святая троица, — обнимая гостя, говорил Терентий Иванович. — Шире, шире раскрывай ворота, чего их жалеть, да возок ставь вон-он туда, к базу, — командовал он. — Э-э, и ты, Сашка, здесь, ну-ка знакомься со своим тезкой, — подхватывая на руки сына, сказал есаул.

Они сидели за столом, на котором шипела в сковородке яичница со свининой и стоял кувшин красной кизлярки.

— Не откажи, Терентий Иваныч. Если не сможешь, я сам это сделаю со своими людьми, — глядя на есаула, сказал Небольсин.

— Да ты очумел чи ще, друже? — даже открыл рот от изумления Терентий. — Как же это так, чтоб я, казак Терентий Щербак, да отказался от такого лихого дела! Душечка мой, — привскочив с места, воскликнул есаул, — да ты, сердце мое, спас меня! Я ж заскучал тут возле бабы да детей. Войны нет, чечены утихли, абреков нема, ну прямо обабился я, а тут еще жена брюхатая ходит… одна срамота, а не жизнь. Ты, ты ж меня спасаешь, друже, я уж хотел было самолично за Терек с ребятами податься да набег на Кабарду сделать, а тут тебя сам бог принес.

Он одобрил план увоза.

— Девку вашу я самолично сюда привезу. Поживет с недельку-другую, погостюет у нас, а потом я ее к вам в Капкай[91] доставлю.

Под вечер есаул побывал у кого-то в станице. Наутро к нему пришел невысокий черноусый чеченец с умным и приветливым лицом.

— Жены моей брательник, — представил его есаул.

Чеченец сносно говорил по-русски, а понимал, по-видимому, все, хотя часто и он и Терентий переходили на чеченский язык.

— Дыкинду![92] — ласково улыбаясь, сверкнул белыми зубами чеченец.

Решено было после похищения Нюши распустить слух, что шайка абреков из дальних аулов совершила набег и ушла обратно в горы.

— Все будет чох яхши![93] — потирал руки Терентий.

Гость пообедал с ними, поговорил с сестрой, приласкал детей и исчез из станицы.

На следующий день к вечеру Терентий с племянником, братом и двумя родичами из Гергей-аула должны были залечь в назначенном возле Мекеней месте.

— Легче жить стало, друже, опять казаком становлюсь. Ну, а сына своего, первенца, Терентием назови. Нехай знает, кто для его батьки старался, — пошутил есаул.

Небольсин плохо спал эту ночь. Послезавтра Нюша будет свободной совсем, навсегда, до самой смерти!

Он пытался представить себе их дальнейшую жизнь, все было туманно, неясно.

— Надо спать. Утром все объяснится, — приказал он самому себе, но еще долго, почти до самого рассвета, ворочался в постели, не в силах заснуть. Только под утро, когда стал розоветь восток, он устало закрыл глаза и уснул.

— Заспался, жених, вставай, пора, — разбудил его голос Терентия.

Небольсин с усилием открыл глаза. Спал он мало, и ночная усталость еще сковывала тело.

— Окатись холодной водой. Вот ведро, прямо с криницы. Дюже помогает! — советовал есаул.

Сеня и Елохин, давно уже вставшие, копошились у возка.

— Ну-с, гость дорогой, брательник названый, — усаживаясь за стол, сказал Терентий, — выпьем, закусим на дорогу, а потом через всю станицу, не спеша, так, чтобы все видели, что ты на Екатериноградский тракт выехал. Нехай все знают, что тебя в станице нету. Провожать тебя буду, как полагается, верхом до самого редута, ну а оттуда с казачьей почтой по постам до Екатериноградской. Ну! — Он поднял чашку с кизляркой. — Казакам да добрым людям в помощь, а нехристям да злодеям на погибель! — крякнул, осушая чашку, есаул.

— Так у тебя ж, Терентий Иваныч, вся родня по жене нехристи. Как же это пить за их погибель? — засмеялся Небольсин.

— Раз я их зять, значит, они не чистые нехристи, а полубусурманы, и их это не касается, — невозмутимо пояснил Терентий. — Так это ж слово такое, навроде присказки говорится, а на самом деле дай им бог, кунакам моим за Тереком, доброго здоровья. — Он опять осушил чашку. — Середь них, чеченов, осетин да ногаев, много дюже хороших людей. Вот за Моздоком, в станице Новоосетинской, там у меня есть дружок один, осетин, хорунжий Тургиев, так я за него и душу, и жизнь, и бабу свою отдам. Вот он какой человек! Ты знаешь, Александр Николаевич, что он для меня в бою под Дженгутаем сделал?

Небольсин что-то хотел сказать, но раздавшийся во дворе шум — голос Сени, встревоженный басок Елохина и чей-то знакомый Небольсину, но как-то странно звучащий голос — остановил его. Есаул выжидательно посмотрел на дверь.