Буян - [116]
— Так что мне придется из города исчезать и работать в строгой конспирации, — заявил Коростелев.
Евдоким посмотрел на него исподлобья и ядовито усмехнулся:
— Значит, разбегаетесь по норам, как крысы? А я?
— Что ты?
— Куда я должен разбегаться?
— Тоже надо выждать некоторое время.
— А почему бы тебе не прихватить с собой и меня в подполье? — спросил Евдоким с надеждой.
— Это пока, к сожалению, невозможно. Ты уж не обижайся, Дунька. Со временем я дам тебе знать и помогу.
— Тэ-эк… Ясно. Пока Шершнев был нужен, вы его использовали, а когда хвост вам поприжали, Шершнева по боку? Мило…
— Ты не прав, Евдоким. Партия требует беречь силы для будущей борьбы. Революция только начинается, и мы, революционеры…
— Революционеры? — воскликнул, перебивая Коростелева, Евдоким. Он все больше распалялся и почти кричал: — Разве революционеры воротят морды от народа в трудный час? Бросают его на произвол, как вы? Подразнили нас кусочком земли, кусочком свободы — и в кусты? Прячьтесь! Такие вы мне не нужны! Я буду биться за свой клок земли насмерть! — грохнул он кулаком по ящику так, что крышка с чайника свалилась и звякнула об цемент пола. В закутке показался чумазый дядя Митрий.
— Эй, вы, говорки, потише, что ли!.. — прикрикнул недовольно, поднимая крышку. — Подкиньте лучше в топку, а я чайку попью.
Коростелев налил дяде кружку, а Евдоким взял лопату, открыл дверцу и принялся яростно швырять уголь. Когда он вернулся на свое место, Коростелев сказал хмуро:
— Значит, ты будешь биться за с-в-ой клок земли… Так вот что я тебе скажу: никакой ты не революционер. Ты хотел примазаться к революции со своими собственническими целями, а как урвать не удалось — взбесился. Дай тебе заполучить свое — отвернешься от революции не хуже своего сватка Тулупова!
— Во-он как! — протянул Евдоким, вставая. Я хуже Тулупова? Так зачем же ты ко мне в зятьки лез? А? Дала тебе Надежда отвод, так ты на меня взъелся? На сознательность жмешь?
— Дурак ты… — устало проронил Коростелев.
— А ты… ты предатель! — уже кричал Евдоким, потрясая кулаками.
— Эй, вы! — появился опять сердитый дядя Митрий. — Прикусите языки по-хорошему, не то отвешу по шеям! Дворник наверху шастает, а они «народку» развели. — И, плюнув черной слюной, пригрозил: — Выгоню вон!
— Я и сам уйду! — не унимался Евдоким, хватаясь за куртку. Но Митрий окоротил его: на дворе ночь и ворота на запоре. Волей-неволей пришлось Евдокиму ночевать в котельной.
На другой день он прочитал в газете сообщение о том, что забастовка в железнодорожных мастерских прекращена, на второй странице хвастливо пестрел список арестованных «крамольников».
Еще сутки спустя Самару взбудоражило новое событие: эсер солдат Власов совершил покушение на генерала Сергеева. Начальник гарнизона не пострадал; Власов арестован, избит. Хотя акция и не удалась, но то, что есть люди, продолжающие борьбу, пришлось Евдокиму по душе. Значит, покорная затаенность города — кажущаяся, настоящие революционеры не опустили рук.
Что ни день, то новые сообщения, то новые слухи ударяли в голову. Евдоким с особой жестокой остротой ощущал эту разноголосицу, моментами терялся, считал себя законченным глупцом, который, не разобравшись, примкнул к строю вооруженных бойцов и только потом обнаружил, что ружья у них деревянные. Гнетущее одиночество, неприкаянность, как при потере близкого человека, с которым связывалась вся жизнь, искажали в глазах Евдокима действительность. Вера в силу социал-демократии пошатнулась и вместе с ней — надежда увидеть Россию обновленной. Словно проклятие какое-то повисло над народом российским.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава двадцать первая
Холодно-красивые дворцы… Геральдические звери надменно взирают с высоких фронтонов. А напротив — пробитые множеством окон фасады доходных домов, похожих издали на терки, поставленные рядом, заглядывают в гранитное корыто Фонтанки и отражаются серыми буграми на блестящей глади спокойной воды.
Середина июня 1906 года… Белые ночи…
Весь чопорный чиновный Петербург высыпал на тротуары, прогуливался вдоль каналов, шаркая штиблетами по шершавым торцам мостовой. Слышался звон шпор, игривый смех женщин, проезжали нарядные коляски, глухо токали копыта лошадей.
Возле дома министра внутренних дел один за другим останавливались экипажи; из них выбирались важные господа в мундирах и, пройдя по лестнице меж дюжих лакеев со здоровенными кулаками мясников, скрывались за массивной дубовой дверью. Одним из первых во дворец прибыл рослый мужчина в новом вицмундире, под которым угадывались крепкая грудь и мускулистые ухоженные руки здорового человека.
Когда он вошел в вестибюль, к нему тотчас подскочил вертевшийся внизу чиновник особых поручений, вопросительно поклонился. Вошедший назвал себя самарским вице-губернатором Кошко. Чиновник еще раз поклонился и вручил ему карточку с планом столовой, где было указано место за столом каждого из приглашенных. Фамилия лица, которому вручалась карточка, была подчеркнута красными чернилами.
Из вестибюля в бельэтаж, где располагались парадные апартаменты, вела великолепная мраморная лестница. На площадках ее стояли истуканами лакеи в белых чулках и красных ливреях. На головах — средневековые шляпы с пышными страусовыми перьями. Наметанный глаз Кошко без труда узнавал под этими маскарадными одеяниями чинов из департамента полиции.
В книгу Ивана Арсентьева входят роман «Преодоление» и повесть «Верейские пласты». Роман «Преодоление» рождался автором на одном из заводов Москвы. Руководство завода получило срочное задание изготовить сложные подшипники для станкостроительной промышленности страны. В сложных, порой драматических ситуациях, партком и профком завода объединили лучшие силы коллектива, и срочный заказ был выполнен.Повесть «Верейские пласты» посвящена возвращению в строй военного летчика, который был по ошибке уволен из ВВС.
Книга о каждодневном подвиге летчиков в годы Великой Отечественной войны. Легкий литературный язык и динамичный сюжет делает книгу интересной и увлекательной.
В этом романе писатель, бывший военный летчик, Герой Советского Союза, возвращается, как и во многих других книгах, к неисчерпаемой теме Великой Отечественной войны, к теме борьбы советского народа с фашистскими захватчиками. Роман охватывает период от начала войны до наших дней, в нем показаны боевые действия патриотов в тылу врага, прослежена жизнь главного героя Юрия Байды, человека необычайной храбрости и стойкости.
Летчик капитан Иван Арсентьев пришел в литературу как писатель военного поколения. «Суровый воздух» был первой его книгой. Она основана на документальном материале, напоминает дневниковые записи. Писатель убедительно раскрывает «специфику» воздушной профессии, показывает красоту и «высоту» людей, которые в жестоких боях отстояли «право на крылья». Также в том входит роман «Право на крылья».
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.