Бутик модной мадам - [3]

Ситуация улучшилась лишь на третьем этаже, видимо, у той самой Томки. Мне открыла женщина лет пятьдесят – моложавая и ухоженная. В хорошем настроении: наверное, после юбилея осталось много конвертов. Она согласилась подписаться за моего кандидата, впустила меня в квартиру, сходила за паспортом.

– Я в больнице работаю, на окраине города, – доверительно сообщила она. – Так наш нынешний мэр Костин еще два года назад пообещал нам дорогу отремонтировать. До сих пор ждем. Мы ладно, как-то добираемся, хотя каждый километр в автобусе пятой точкой считаешь. А представляете, больных «Скорая помощь» к нам везет, подпрыгивает. Тут и роды преждевременно начнутся, и второй инфаркт приключиться может. Короче, Костину я больше не верю, подпишусь за его конкурента. Правда, боюсь, и он болтун.

– К сожалению, глухонемые в выборах не участвуют, – вздохнула я. – Хотя, наверное, это и был бы идеальный кандидат: о нем только по его делам судили бы.

Женщина улыбнулась и, наконец-то, избавила мой подписной лист от безупречной белизны. И супруга своего заставила поучаствовать в процессе.

Третья подпись в этом подъезде далась мне труднее. Пожилой пенсионер сначала заставил меня выслушать нудную лекцию о предательстве Хрущева, сдавшего Крым без боя, и о вредительстве Ельцина, развалившего Советский Союз, но потом дед все-таки изобразил закорючку там, где я его попросила. Короче, процесс пошел.

Через час в моем листе чернело уже с десяток фамилий. Правда, каждая из них досталась мне несчетным количеством слов и ступенек, и теперь у меня болели ноги и голова. Но я мужественно зашла в следующий подъезд и сразу же направилась к лифту. Решила применить новую тактику. Не подниматься, а спускаться, начав с 9-го этажа. Может, так будет легче.

На самом верху мне никто не открыл, видимо, хозяева работают в столице и еще не выбрались из пробок. А вот на восьмом этаже я наткнулась на распахнутую дверь. Мне это сразу не понравилось.

Открытая настежь входная дверь чужой квартиры – это плохо. В больших домах больших городов дверь держат на замке, да еще и не одном. И остальные три двери на 8-м этаже панельной девятиэтажки выглядели нормальными, закрытыми. Эта же зияла, как черная дыра.

Мне стало не по себе. Понятно же, что просто так хозяева не уходят, не закрыв все замки. «Отворенная» – не от слова ли «вор»? Неужели в доме поорудовали жулики, если не кто похуже? Если здесь произошло преступление, я из сборщика подписей рискую превратиться в свидетеля, а то и в подозреваемого. В кармане-то у меня отмычка…

Но делать нечего. Когда перед тобой распахнули дверь, нужно в нее войти. Вообще-то я люблю всякие тайны и загадки. Так что мялась на пороге я больше из приличия, на тот случай, если ответственные квартиросъемщики где-то рядом. Сначала я позвонила, затем постучала в открытую дверь и лишь после этого вошла.

Темный коридор. Но дальше, в комнате горел свет. Я шагнула туда. И замерла. Гнездышко нельзя было назвать уютным: блеклые обои, старая мебель. Ни ковров, ни безделушек. Вид почти не жилой. Но жилец все же имелся. Правда, он был уже не жилец.

Лежал на полу в большой комнате рядом с продавленным диваном и черно-белым телевизором. Я увидела синее лицо, вытаращенные глаза и черную удавку на шее.

О господи, мои худшие опасения подтвердились, я наткнулась на труп!

Мужчину удавили черным шарфом. Так как никакого крючка или балки рядом не имелось, значит, он не сам повесился. Его убили.

Меня обуял ужас. Мне захотелось взвизгнуть и броситься вон. Но я ведь не кисейная барышня, падающая в обморок при виде крысы. Нет, я не дала деру, а подошла поближе. Погибший был невысоким мужчиной не первой молодости, с пропитым лицом, плохой стрижкой, в грязноватой рубашке и мятых брюках. У него на груди лежали паспорт и газетная вырезка.

Я читаю детективы и, конечно, знаю, что на месте преступления ничего трогать нельзя. Но любопытство оказалось сильнее. К тому же я верю, что ничто не делается просто так. Что-то же привело меня в эту квартиру с трупом внутри. Так что я достала из сумочки носовой платок и аккуратно взяла им газетную полоску. Это была не статья, не заметка и не фотография. Крупным шрифтом было выбито всего несколько слов «Я за чистые выборы!». Видимо, лозунг одного из кандидатов. Надо же, труп как-то связан с предвыборной гонкой. Но как?

Я наклонилась за бордовой книжкой с золоченым гербом. Она была открыта на одной из страниц, так что я просто перевернула документ вниз обложкой. Нет сомнений, это удостоверение личности погибшего. Его фотография – все та же неряшливая, грубоватая и простоватая внешность. Я прочитала фамилию, имя и отчество, и у меня потемнело в глазах. «Табуреткин Афанасий Иванович», вот что значилось в паспорте.

От неожиданности я выронила документ. Вот вам и связь, причем прямая, как, извините, кишка. Так зовут моего кандидата! Того самого, за которого я агитирую уже второй час и который должен заплатить мне за это, чтобы хватило на телевизор для родителей. До этого он не должен умирать. Некрасиво отходить в мир иной, не расплатившись.

Так, стоп! Не может будущего мэра найти убитым его собственный сборщик подписей. Да и разве станет депутат и кандидат в мэры, поставивший лавочки в каждый двор, жить в такой убогой квартире? Я уж не говорю о том, что с листовок, свернутых трубочкой и лежащих в моей сумке, улыбается весьма молодой и импозантный мужчина. Совсем не похожий на фото в паспорте и самого покойника.