Бустан (Плодовый сад) - [17]

Правитель к своему концу предстал

И, шевеля губами, прошептал:

«Таких, как я, владык земля не знала,

Но все мое величье прахом стало.

Я целый мир собрал и вот во мрак

Прочь ухожу, гонимый, как бедняк!»

Ты собирай, тебя мы славить будем,

Коль щедрым будешь и к себе и к людям.

Бери и благом наделяй народ,

А что оставишь — прахом пропадет.

Кто в смертных муках руку прижимает

Одну к груди — другую простирает.

Он знак руками делает в тот миг,

Как ужас оковал ему язык.

Длань щедрости ты простирай при жизни,

А длань насилья сокращай при жизни!

Благотвори, спасай людей от мук,

Из савана не сможешь вынуть рук.

Умрешь — сиять, как прежде, солнце будет;

Тебя же только судный день разбудит.

РАССКАЗ

Шах Кзыл Арслан твердыней обладал.

выше гребень стен вставал.

В том замке он врагов не опасался,

Путь к замку краем бездны извивался.

Тот замок восхищал невольно взор,

Он красовался средь зеленых гор,

Яйцом белея в чаше изумрудной...

Дервиш явился раз в тот замок чудный.

Тот муж был избранных суфиев пир,

Правдоречивый, видевший весь мир,

Искусом долгой жизни умудренный,

Мудрец великий, златоуст, ученый.

«Всю землю обошел ты, — шах сказал, —

Ты замок крепче моего видал?»

Дервиш ответил: «Ах, осел ты пьяный,

Не испытал ты крепкого тарана!

Да прежде разве не было царей,

Сильней тебя, богаче и славней?

Они покрепче стены воздвигали,

И в них побыв мгновенье, пропадали.

Другие шахи, вслед к тебе придут,

И древа твоего плоды сорвут.

Отца ты вспомни — истинного шаха!

Освободи свой дух от гнета страха.

Что говорить — был славен твой отец,

А что ему осталось под конец?

Тот, кто надежду в жизни сей теряет,

Пусть лишь на милость божью уповает.

Для мудрого все блага мира — прах,

Ведь завтра же им быть в чужих руках!»

* * *

Сказал юродивый царю Аджама:

«О ты, наследник всех владений Джама,

Коль вечно б ими сам Джамшид владел,

То разве бы на троне он сидел?

Хотя б казной Каруна обладал ты,

Уйдя, с собой бы не взял ты!»

* * *

Как взял к себе творец,

То принял сын державу и венец.

И мертвый шах был предан погребенью,

А трон остался стрел судьбы мишенью.

Увидев сына шаха на коне,

Дервиш воскликнул: «Жалким зрится мне

Величье тех, которых скосит время! —

Отец ушел, сын ставит ногу в стремя!..»

Таков круги светил несущий мир,

Неверный и быстробегущий мир.

Когда дыханью смерти старец внемлет,

Дитя из люльки голову подъемлет

С надеждой новой... Мир с его тщетой

Тебя влечет, но он тебе — чужой.

Как музыкант, что сердце утешает,

Но в месте новом каждый день играет.

Достойна ль женщина любви твоей,

Меняющая каждый день мужей?

Твори добро, пока ты — бек селенья,

Ведь через год другим ты сдашь правленье.

РАССКАЗ

Слыхал я: в некогда султан

Насильно брал ослов у поселян.

Два дня иль три ослы свой груз таскали

И, ослабев без корма, погибали.

Когда судьба возносит подлеца,

Он бедных истязает без конца.

Подлец, воздвигший дом, соседних выше.

Сметает мусор на чужие крыши.

Вот о царе жестоком том рассказ:

Охотился он в поле как-то раз.

За быстроногой дичью он стремился,

От свиты, не заметил как, отбился.

И нехотя в селение одно

Он въехал, так как было уж темно.

В одной из хижин бедной той деревни

Жил некий сердцеведец, старец древний.

Царь, слыша говор, слух свой навострил;

Старик в ту пору сыну говорил:

«О сын мой, божья милость над тобою —

Ты в город не бери осла с собою!

Наш царь — неблагородный, царь — подлец...

Пошли — о боже, злой ему конец!

В насильях лютых не смыкает глаз он,

Он на служенье бесам опоясан.

С тех пор, как этот изверг сел на трон,

В стране — повсюду слышен плач и стон.

Ввек не испить до дна нам горькой чаши,

Коль не убьют царя проклятья наши!»

Сын отвечал: «Отец! В такую даль —

До города — пешком дойду едва ль.

Ты поразмысли, мудрый муж, вначале,

Чтоб я поехал — и осла не взяли!»

«Добро, мой сын! — сказал старик ему, —

Прислушайся к совету моему.

Возьми ты острый камень иль дубину,

И в кровь изрань ослу бока и спину.

Авось — осла с израненной спиной,

Не заберет мучитель этот злой.

;

Хоть грабил тот тиран один лишь год,

Ну, а дурная слава все живет.

Пусть будет наш тиран добычей тленья!

Проклятье же на нем — до воскресенья!»

Сын речь отцову мудрою почел,

Он с болью сердца в хлев к ослу пошел.

И, взявши суковатую дубину,

Ослу изранил ноги он и спину.

Сказал отец: «Теперь спокоен будь,

О сын мой, и пускайся с миром в путь!»

Сын с караваном двинулся в печали;

Все в караване шаха проклинали.

Старик, оставшись в хижине один,

Взмолился богу: «Вечный властелин!

Продли мой срок! С одной мольбой к тебе я —

Дай мне увидеть смерть царя-злодея!

Пусть грянет и над ним твоя гроза,

Чтоб с миром я сомкнул свои глаза!

Да лучше матерью дракона быть,

Чем сына — нравом дива — породить.

Собака лучше злого властелина,

Блудница лучше, чем злодей-мужчина.

Да мужеложец даже, — выше он

Насильника, воссевшего на трон!»

Царь слышал все. Ни слова не сказал он,

Коня к приколу молча привязал он.

Сойдя с коня, попону сняв, прилег,

Но мыслями томим, заснуть не мог.

Лишь на рассвете под пастушье пенье

Вздремнул, забыв ночное злоключенье.

Всю ночь искали слуги царский след.

Нашли в степи, когда блеснул рассвет.

Верхом они султана увидали,

И спешились и к шаху побежали,

И раболепно ниц пред ним легли,

Как будто волны по морю пошли.