Буря времен года - [50]

– Найди Джека, как только приземлишься, и покончи с ним. Чем скорее его время года завершится, тем лучше. Нам нужны все дни, которые можем заполучить.

Ради спокойствия Поппи я киваю, хотя у меня все внутри переворачивается при одной мысли об этом. Мы обе знаем, что на этот раз поставлено на карту.

Я сажусь в весенний транспортный лифт в конце нашего крыла и поднимаюсь на поверхность. Он открывается в небольшом лодочном сарае к востоку от Гринвич-парка. Все жалюзи опущены, и дневной свет просачивается по краям окна. У стола в приемной дежурит девушка-Страж. Проверив мои бумаги и передатчик, она выпускает меня.

Серый туманный дневной свет ослепляет, и мои чувствительные после стазиса глаза начинают слезиться. Гринвич-парк по другую сторону кирпичной стены через дорогу представляет собой волнующееся зеленое море, и, глядя на расположившиеся на пикник пары и играющих на лужайке детей, я вдруг ощущаю, что мне тесны собственные ботинки. Каждой клеточкой тела я жажду пройтись босиком по траве, выманить ранние цветы из почек на деревьях, но моя задача заключается в том, чтобы как можно скорее обосноваться в регионе, сведя при этом взаимодействие с людьми к минимуму. Никаких конфликтов, бурь или ненужных проявлений магии. Никакого общения с другими Временами года, пока не доберусь до места назначения. Тогда я смогу проявить жестокость и безжалостность, которых ожидают от меня Дуг и Поппи.

Поппи забронировала мне билет на первый рейс в Вашингтон, округ Колумбия. Мне кажется странным, что Джек сейчас в Вашингтоне. К тому времени, как я прибываю на побережье, он обычно уже забирается куда-нибудь повыше, где похолоднее. То, что он предпочел так надолго задержаться в городе, зная, что туда еду я, заставляет Поппи нервничать.

Я не могу не задаться вопросом, не указывает ли эта безрассудная перемена линии поведения на некую большую, более значительную перемену между нами. Если его наказание было таким же суровым, как мое, то не могу обвинить его в том, что вернул записку, которую я попросила Поппи послать через Чилла. Она сказала, что он даже не потрудился ее прочитать.

Тем не менее встретиться с Джеком лицом к лицу в городе кажется проявлением агрессии, будто он выходит на ринг, намереваясь драться до последней капли крови.

«Ты можешь это сделать, – убеждаю я себя. – Извинись и покончи с ним. Так будет лучше и для него тоже».

Как только самолет приземляется, я включаю мобильный телефон и получаю сообщение от Поппи. Она засекла сигнал Джека. Он сейчас садится в вагон поезда, следующего по красной линии метро по направлению в центр. Я ныряю в туалет и быстро перекладываю перочинный нож, зубную щетку и смену одежды в рюкзак, оставив чемодан в пустой кабинке, после чего ловлю такси и еду в город.

Не проходит и часа, как я оказываюсь в центре.

Я нахожу свободную скамейку в парке возле памятника Вашингтону и жду звонка от Поппи. Погода неустойчива: то светит солнце и на небе ни облачка, а то набегают хмурые тучи. Холодный северный ветер шуршит ветвями деревьев, на которых начали набухать почки, и заставляет реять флаги. Не знаю, чего и ждать, когда найду Джека, и кем мы будем друг для друга. Наверняка мне известно лишь то, что на этот раз я должна быть иной, не такой, какой он привык меня видеть. И уже ненавижу себя за это.

Мой телефон жужжит.

– Он идет пешком. Движется на восток по Индепенденс.

Я быстрым шагом направляюсь к Смитсоновскому институту, смешавшись с толпой любителей послеобеденных пробежек, нарезающих круги вокруг Национального торгового центра. Я ускоряюсь, стоит мне уловить запах Джека – сочетание ароматов, от которых волоски у меня сзади на шее встают дыбом. Перечная мята, хвоя, остролист. Как мне их недоставало! Почувствовав фантомную боль в челюсти, я сжимаю зубы, испытывая необъяснимую злость.

Постепенно эти запахи сменяются более знакомыми. Воздух наполняется землистыми нотками мха и мульчи, когда я останавливаюсь возле Ботанического сада.

Джек, которого я знаю, не стал бы искать здесь смерти.

И все же я чувствую его присутствие рядом.

На скамейке у входа висит забытая куртка. Я оглядываюсь по сторонам в поисках ее хозяина, но тротуар пуст. Тогда я беру куртку в руки и прижимаю к своему лицу. Подкладка очень холодная и пахнет сосной и падубом. От одного прикосновения к ней я ощущаю боль в груди.

Я просто не могу ее надеть. Но и оставить тоже не в силах. В конце концов я обвязываю ее вокруг талии, осторожно открываю дверь в сад и вхожу. Воздух липкий, сладковатый от пыльцы и слишком теплый для Зимы, однако здесь повсюду намеки на присутствие Джека. Меня тянет к невидимому следу – хрусткому, холодному сквозняку, который ведет в теплицы. Он становится сильнее, исходя от таящего снега на краю приподнятой цветочной клумбы. В центре которой лежит одинокая сломанная лилия. Мое сердце подпрыгивает, когда я замечаю крошечный клочок бумаги, засунутый в ее замерзший цветок.

– Что там такое? – тут же спрашивает Поппи.

– Ничего. – Я поднимаю цветок, наклоняя его так, чтобы он оказался вне пределов радиуса видимости передатчика. – Я потеряла его запах. Посмотри, сможешь ли ты найти его на тепловой карте. – Пока Поппи занята поиском следа Джека, я украдкой разворачиваю записку.