Буря времен года - [46]

Она кладет руку ему на грудь, будто для того, защитить от меня.

– Свежие новости, Снежинка. Кураторам никуда не нужно уходить.

– Здесь им нельзя оставаться, – настаиваю я. – С нами они будут в большей безопасности. Вне сети.

– Что значит «вне сети»? – повторяет Вуди поверх головы Эмбер. – Это вообще не вариант.

– Никто еще не делал этого и не выжил. Оторвешься от лей-линий – и растаешь в воздухе. Это же самоубийство. Это всем известно.

Эмбер сверлит меня глазами. Она продолжает упрямо стоять между мной и Вуди, твердо решив скрыть от него правду.

– Мы этого не знаем. Никто из нас не знает, – говорю я, чувствуя нарастающую в душе бурю эмоций. – Только не говорите мне, что никогда не замечали пропажи портретов Ананке из галереи. Или недостающих книг в Архиве. Кронос рассказывает нам только те истории, в достоверности которых хочет нас убедить! – И я должен верить, что мое собственное будущее – одно из них. Что Кронос выбрал то видение, чтобы напугать меня, чтобы удержать здесь, отбив у меня охоту искать истину. – Разве вы никогда не задавались вопросом, почему на уроках истории нам не рассказывают о том, что было до изобретения стазисных камер?

– Потому что это очень просто! Они все умерли, Джек! – Эмбер повышает голос, будто понимая, что теряет почву под ногами. – В их распоряжении имелся всего один сезон.

– Если это правда, то как вы объясните феномен профессора Лайона?

Вуди хмурит брови. Эмбер понуро опускает плечи. Никто толком не знает, сколько лет профессору Лайону на самом деле. Я однажды осмелился спросить, но получил очень туманный ответ. По кампусу ходят разные слухи, растекаются из комнат отдыха, кружатся по коридорам. Говорят, что до того, как он стал Зимой, он служил при дворе Елизаветы I.

– Он был в Антарктиде, – пытается воззвать к моему разуму Эмбер, – где зима никогда не кончается. Он мог бы жить там вечно, если бы захотел.

– Но он этого не сделал! Он пробыл там всего триста лет. Неужели ты правда думаешь, что до этого он сто лет выживал в одиночку? – Никто не произносит ни слова. – В прошлом Времена года могли существовать вне лей-линий. Сосуществовать. Профессор Лайон сам рассказал мне об этом. Он был там. И жил в эпоху, когда стазисных камер еще не было. Как не было ни рейтинговых систем, ни Зачисток, – увещеваю я Поппи. – И отдельных общежитий для Времен года тоже. Лайон установил собственные правила, и мы тоже можем это сделать.

Эмбер поднимает на меня глаза. Комната пахнет землей, как и содержимое ящиков, наваленных высокими грудами по обе стороны от нас. Еще здесь ощущается запах корнеплодов и картофеля, осени и зимы. И, возможно, едва уловимый аромат надежды.

Вуди первым нарушает молчание:

– Как ты собрался выжить вне лей-линий? Нужны же стазисные камеры для подзарядки.

– Они бы нам не понадобились, если бы мы никогда не перегорали. Слышали когда-нибудь о вторичных элементах?

Я разворачиваю свой набросок. Вуди выступает вперед и берет его у меня из рук, прежде чем Эмбер успевает его остановить.

– Да это же аккумуляторная батарея, – говорит Вуди, изучая рисунок. – Но как же так?

– Я думаю, что раньше Времена года работали вместе, – объясняю я. – Парами. Возможно, даже группами. Я точно не знаю как, но у меня есть теория, что полярности между нами и нашими связями с лей-линиями образуют цепь. Когда мы с Эмбер сражаемся, возникающая между нами химическая реакция вызывает разряд энергии каждый раз, когда мы касаемся друг друга. В конце ее сезона она слабее меня и, значит, отрицательно заряжена. Она принимает на себя мой положительный заряд всякий раз, как мы контактируем. Но эта энергия ее не питает. Он течет через нее к следующей точке вдоль контура – в лей-линию, забирая с собой последние остатки ее силы, пока она не сгорает дотла.

– Севшая батарейка, – говорит Вуди, передавая рисунок Эмбер.

– Именно. – Я выдыхаю. Поппи наклоняется, неохотно заглядывая Эмбер через плечо. – Если мы исключим лей-линию, то замкнем цепь. Наши тела будут перенаправять свои заряды друг к другу, создавая круговой поток. По мере того как одно Время года усиливается, оно заряжает другое, пока в конце концов не наступит равновесие.

– Но как? – спрашивает Вуди.

– Постоянный контакт между полярностями. – Я ловлю на себе их непонимающие взгляды. – Нужно обнимать друг друга.

У Эмбер отвисает челюсть. Она отворачивается, лицо ее пылает.

– Откуда ты вообще знаешь, как это работает? – вопрошает Поппи.

– На прошлой неделе мы с Эмбер зарядили друг друга во время тренировки.

– Примерно на две секунды! – говорит она, скрещивая руки на груди.

– У Джека и Флёр это тоже сработало, – добавляет Чилл. – Их передатчики быть выключены. Она поддерживала в Джеке жизнь ровно столько, чтобы я смог его найти и перенаправить домой. Единственная причина, по которой он не рассеялся в воздухе, в том, что она не отпускала его.

Бледнея, Поппи обхватывает себя руками и оседает на ящик. Она наконец получила ответы на свои вопросы о том, что случилось с передатчиками на горе, но болезненное выражение ее лица красноречиво свидетельствует, что предпочла бы этого не знать.

– А как тогда ты объяснишь запрет на поцелуи? – спрашивает Эмбер и тут же жалеет об этом, видя, что привлекла к себе всеобщее внимание.