Бурлаки - [62]

Шрифт
Интервал

— Давай и ты лезь в озеро, а то рыбы не получишь, — сказал я.

Фина осторожно ступила в воду.

— Какая теплая. — Она забредала все глубже и глубже. Оступилась чуть не до пояса и выскочила на берег. Я прошел вдоль и поперек все озерцо и снова потащил Финну в воду.

Мы стали бродить по озеру из конца в конец. Со дна поднялся ил, показалась рыба. Щуки высовывались из мутной воды, жадно хватая воздух. Я ловил их за жабры и выбрасывал на берег.

На головку граблей я намотал водоросли и с трудом вытянул их на берег. Разобрав зелень, мы обнаружили пару карасей-пятачков и старого карася с лапоть величиною.

У нас было уже достаточно рыбы, но Фину обуял такой охотничий азарт, что она готова была до утра бродить в воде. Пришлось позвать ребят. Они прибежали целой гурьбой и заплескались, как щурята. Фина вынуждена была уступить.

— Как рыбу понесем? — в недоумении спрашивала она, склонившись над кучей нашей добычи.

Я, не долго думая, снял рубашку, перевязал травой воротник, и мы сложили туда рыбу.

— Бежим! — крикнул я. И мы побежали вперегонки.

Придя на место, я живо наломал сухих сучьев, запалил костер и сварил уху.

Уха получилась замечательная. Поужинав, я растянулся на траве и стал считать редкие, тусклые звезды. Фина хлопотала у костра.

Мимо пробежали ребята.

— Дальше еще колдобину нашли, — рассказал один на ходу. — Рыбы там! Щука аршина в два! Боязно.

Ребята в сторонке разожгли свой костер, сводили на водопой лошадей. Потом все затихло. Только слышно было, как лошади хрупают свежую траву да где-то совсем близко заливается бессонный соловей.

Я задремал. Вдруг Фина трясет меня за плечо.

— Идет кто-то, — тревожно проговорила она.

К нам подбежала большая собака и завиляла хвостом.

В освещенный костром круг вступил человек с ружьем.

— Мир вам!

Фина привстала и с изумлением поглядела на пришельца. Это был Степан Ушаков.

— Значит, караул? — пошутил Ушаков. — Грозная застава! А баронов не боитесь?

Я ответил:

— Они в губчека отправлены.

Ушаков снял с плеча ружье.

— Почему, молодой человек, с барышней не познакомите?

— Фина Суханова, — сказал я. — А это здешний охотник Степан Данилович Ушаков.

Фина много слышала об Ушакове и его чудачествах, но видела его впервые и протянула руку с некоторой опаской.

— Видите, какой я соловей-разбойник! Но вы не бойтесь. Бояться людей, тем более охотников, — величайшее заблуждение. Я однажды в жизни большую ошибку совершил… Людей стал бояться… Ушел в лес, к зверю, так сам чуть зверем не стал. Ныне к людям потянуло. Пошел с Лаймой посмотреть, браконьеры не балуются ли, сейчас охота запрещена, вижу — огонек, ну и явился незваным гостем. Если помешал — гоните, если не помешал — сердечное спасибо.

Мы поспешили успокоить Ушакова. Он снял с себя охотничьи принадлежности, поглядел на костер.

— Костерок-то у вас того, еле дымит.

Я встал, чтобы сходить за хворостом для прогоревшего костра.

Ушаков приказал:

— Лайма! За дровами!

Я полез в ивняк. На ощупь отыскивал сухой хворост и выбрасывал его на дорожку. Лайма, пятясь, оттаскивала его к костру. Ей помогала Фина. Заготовка топлива превратилась у нас в веселую игру.

Вскипятили чай. Ушаков взял жестяную кружку, подул на кипяток и спросил:

— Эти луга кому сейчас принадлежат? Исполкому, что ли?

— Крестьянам, — ответил я. — Бедноте.

— Так отобрали у кулаков? Работать, значит, решили вместе, коммуной, по учению Карла Маркса?

— Вы и Маркса знаете? — с удивлением спросила Фина. — Я очень мало знаю.

— Я впервые читал Карла Маркса, когда вас, молодые люди, и на свете не было…

Разговор затянулся. Фина была поражена тем, что я знаю «Манифест» и даже помню целые куски из него наизусть. А как же мне было не помнить? Ведь мало того, что, мы с Паниным читали и перечитывали эту книгу, горячо обсуждали ее долгими вечерами, главное — я теперь ясно понимал значение этой книги для революционной борьбы.

Весенняя ночь короче воробьиного носа, как говорят в народе. Мы и не заметили, как посветлело небо. В кустах запели птицы.

Над лугами протянулась стайка юрких чирков. За Камой раздались крики: «Лодку! Перевоз!»

Ушаков стал собираться.

— Ну-с, Лайма! Нам пора, — сказал он. — Спасибо за компанию. Прощайся, Лайма.

Собака подбежала к Фине и подала ей лапу.

Я решил проводить Ушакова. Недалеко от костра дорожка завела нас в кусты. Не останавливаясь, Ушаков заговорил:

— Протоколы сионских мудрецов все еще переписываю прописью «рондо» по слову в сутки. Бароны торопят. Сегодня вечером приедут ко мне. Сушите удочки. Когда будет клев, дам знать. Счастливо оставаться…

Когда я вернулся к костру, Фина спала. На реке появились лодки.

Я разбудил Фину и пошел будить ребят. Раскинув руки, сладко спали наши маленькие сторожа, уткнув головы чуть не в пепелище, хоть возьми да и самих унеси, таких сторожей. В кустах, в ожидании водопоя, ржали стреноженные лошади.

Поднялось солнце. Над скошенной травой заклубился парок. С граблями в руках рассыпались по лугу люди, переворачивая сено мокрой стороной к солнышку. С полудня появились конные грабли. Как грибы, стали вырастать копны сухого, шуршащего сена.

Общая работа заразительна и легка. Мы с Финой, несмотря на бессонную ночь, сгребали сено, таскали на носилках копны. Увлеклись работой — не заметили, как и день прошел.


Еще от автора Александр Николаевич Спешилов
Рекомендуем почитать
Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.