Буриданы - [8]

Дзинь, дзинь, дзинь — послышалось с другого конца стола, это Арутюнов стучал ребром ножа по хрустальному бокалу. Удачная была мысль — пригласить в шаферы единственного знакомого купца из здешних, Арутюнов сразу стал душой компании, произносил теплые, сердечные тосты и сумел даже в скучных немцев вдохнуть жизнь. Сейчас он передал слово тестю. Беккер с трудом поднялся с «трона» — Алекс выделил тестю и теще непонятно, самые ли удобные, но в любом случае самые роскошные сиденья. Своим почти бесплотным телом, ввалившимися щеками и костлявыми руками тесть напоминал Алексу Иоанна Крестителя, только вот пророк соблюдал диету по доброй воле, тесть же потому, что у него некоторое время назад вырезали половину желудка.

— Милые молодожены! Дорогие гости!

Алекс положил нож и вилку, откинулся на спинку стула, нашел втихомолку маленькую теплую ручку Марты, пожал ее и сразу почувствовал ответное пожатие — словно два корабля, обменивающиеся при встрече приветственными сигналами. Интересная девушка эта французская принцесса, которая знает наизусть всего Лермонтова, непростая, как и ее мать, но иначе, то пылкая, то робкая, обычно веселая, но иногда, когда входишь неожиданно, такая серьезная, что страшно делается; и рассеянная, ужасно рассеянная, словно живет в каком-то ином мире, куда всякому другому, даже ему, Алексу, заказан путь. Но искренняя и справедливая, точно как папаша Беккер, который после вступительных комплиментов дошел, кажется, до сути речи.

— Когда однажды в теплый осенний день в мой магазин вошел некий молодой человек и спросил, не хочу ли я взять по сходной цене на продажу абиссинские кофейные зерна высшего сорта, я и подумать не мог, что этот бойкий, но, как мне тогда показалось, чуточку простодушный коммерсант станет через несколько месяцев моим дорогим зятем. Почему простодушный? Потому что цена, по которой он предложил свой товар, была действительно сходной, даже слишком сходной, настолько, что я на минуту — признаюсь откровенно и прошу прощения — усомнился в том, что зерна эти добыты честным путем. Однако, когда этот молодой торговец пришел во второй раз и в третий и особенно ко­гда спросил, позволено ли будет ему пригласить мою дочь в электробиограф, я стал догадываться, что, может, он вовсе и не столь простодушен, может, у него просто какие-то свои планы.

Гости слушали молча, непонятно, с интересом ли, но почтительно, все знали, что означает свадьба любимой дочери для человека, которому, возможно, осталось жить уже недолго. Алексу нравилась серьезность тестя, его умение говорить возвышенно о вроде бы малозначащих, но в действительности важных вещах, пастор, который утром обвенчал их в Домской кирхе, особой чувствительностью похвалиться не мог. Алекс вспомнил свадьбы в родной стороне, там никому и в голову не приходило, что можно держать речь, просто шутили и вливали в себя водку в огромных количествах, потом танцевали и орали,

а в конце валились с какой-нибудь служаночкой на солому, если не возникала ссора и не вытаскивались ножи.

— Должен вам сказать, что меня в этом юноше сразу впечатлило одно: его пунктуальность. Он обещал мне, что в восемь часов вечера дочь будет дома, и сдержал слово. Не хочу говорить ничего дурного о нашей новой родине, тут живет много прекрасных людей с широкой душой, но, согласитесь, точность не входит в число добродетелей русского народа.

Наверное, русские не раз надували старика, подумал Алекс. Что именно с Беккером случилось, он толком не знал, Марта не говорила, и он не осмеливался расспрашивать. В любом случае по переезде в Россию семья жила заметно богаче, но потом торговая контора, которой Беккер ведал, прекратила свою деятельность, иными словами, обанкротилась, и сбережений хватило лишь на то, чтобы купить магазинчик, рядом с которым Алекс встретил Марту.

— Обо всем этом я написал и нашим родственникам в Берлин, когда сообщал им об ожидающем нас важном событии. И вот теперь я хотел бы прочесть вам их письмо…

Беккер вынул из внутреннего кармана сложенный лист бумаги, развернул, поднес к глазам и вдруг замешкался. Несколько мгновений он смотрел на письмо в растерянности, потом сообразил и стал искать в боковом кармане другие очки, для чтения. Все терпеливо ждали, и теща, и оба свояка, и семейные знакомые Беккера Вайденбахи и Эберги — больше гостей со стороны невесты за столом не было. Хотя Алекс, взявший расходы на себя, и предложил щедро, чтобы тесть позвал столько народу, сколько сочтет нужным, но то ли Беккер хотел быть экономным, то ли круг близких ему людей был небольшим.

— «Милая Марта! Поздравляем тебя и твоего избранника, желаем негасимой любви, надеемся, что над вашими головами вечно будет сиять звезда счастья! Сожалеем, что не можем быть сегодня с вами, на память об этом радостном дне примите наш маленький подарок. Дедушка Фридрих, дяди Эбергард и Тео­дор, двоюродные братья и сестры Фердинанд, Константин, Сильвия, Дагмар и Беатриса».

Положив письмо на стол, Беккер выжидающе посмотрел на Алекса с Мартой. Взгляды жениха и невесты снова встретились, на губах затанцевала заговорщическая улыбка, и вот уже они пересекли комнату, чтобы принять поздравительное письмо и «маленький подарок». Обняв и поцеловав дочь, Беккер протянул ей крошечную коробочку, а затем торжественно пожал Алексу руку.