Буревестники - [136]

— Ну что тут у вас? — спросил недовольно.

Дежурный вместо ответа протянул письмо. Подполковник распечатал конверт, вынул листок тонкой рисовой бумаги. Прочёл – и пришёл в ярко-красную ярость: затопал ногами, затряс кулаком почти перед носом оторопевшего офицера, заорал:

— Сволочи!.. Обнаглели!.. Мерзавцы!.. Ну, я вас!..

— Что случилось? — робко спросил дежурный, которому казалось, что вся эта брань адресуется лично ему.

— Вот, читайте! — Завалович протянул ему смятый листок.

В письме коротко и официально сообщалось, что главный комитет Владивостокской военной революционной организации выносит жандармскому подполковнику Заваловичу смертный приговор и заранее предоставляет гроб, который очень скоро ему понадобится.

— Вот что делают, сволочи! — возбуждённо говорил жандарм, тыча коротким толстым пальцем в листок и одновременно цепко глядя в растерянное лицо штабс-капитана, словно проверяя его реакцию. — Это месть! Я им встал поперек дороги, и они угрожают мне! Но меня не запугаешь, нет! Теперь-то я до них доберусь… Кстати, почему вы не задержали этих… ну, что при несли?..

— Да как-то, знаете, не сориентировались… Думали: ошибка какая-то…

— Плохо, очень плохо!

— Но часовой и караульный их хорошо разглядели. Может быть, они…

— Давайте их сюда!

Через час весь владивостокский сыск был брошен на поиск носильщиков-инородцев. А они и не думали скрываться, сидели спокойно в китайской харчевне на Семёновской и потягивали горячее пиво, поминутно вытирая потные лица. Задержанные, они униженно кланялись, тряся косами, и бормотали, что ничего не знают, что их только наняли отнести гроб большому русскому начальнику. К вечеру был найден и наниматель, некто Симонов.

Гроб, предназначавшийся Заваловичу, был отправлен в один из воинских лазаретов, а сам Завалович лично возглавил «строгое дознание о нахальной дерзости социалистов-революционеров». Прошло несколько дней, и подполковник торжественно доложил военному губернатору Флугу и коменданту крепости Ирману, что им лично, с божьей помощью раскрыта знаменитая Владивостокская военная организация.

За словами последовали дела. В Рабочей слободке прошли массовые аресты и обыски, при этом было изъято много запрещённой литературы, прокламаций и даже самодельных бомб-македонок. Тюрьмы – и военная, и гражданская – были переполнены. Завалович, растягивая толстогубый рот в самодовольной улыбке, счастливо пыхтящий, принимал поздравления по случаю пожалованного ему государем ордена Святослава. И только один из сослуживцев подполковника скептически улыбался. Им был ротмистр Петров.

Без малого два года служил в жандармах бывший флотский офицер. Сильный, умный, расчётливый, он за это время добился многого: придя в охранку человеком с улицы, он стал ротмистром, начальником особой команды. Нелегко дался ему этот путь: приходилось терпеть дружбу грязного палача Цирпицкого, начальство в лице бездарного Заваловича, общение с доносчиками и провокаторами – гнуснейшими человеческими отбросами. Ему, хотя и не сразу, удалось избавиться от всегдашней брезгливости. Он даже радовался, видя пороки окружающих его людей, радовался тому, что есть негодяи ещё большие, или, во всяком случае, не меньшие, чем он сам. Впрочем, это чувство было подсознательным, он не считал себя негодяем. Вслед за своим учителем Ницше он презирал как плебс, так и либеральную буржуазию, ненавидел демократию и не признавал никаких нравственных норм; он мнил себя сверхчеловеком, могучая воля которого – единственный критерий добра и зла.

Петров имел твёрдую и ясную цель: въехать в исторгший его Петербург на белом коне – и делал всё для осуществления этой цели. Он работал на износ, забывая порой о сне и еде, лишь подстёгивая себя время от времени алкоголем, которому, впрочем, в последние месяцы стал изменять с кокаином.

В отличие от большинства своих коллег Петров не гнушался читать различные подпольные издания, изъятые при обысках, более того – изучать особенности революционного процесса в России вообще, и на Дальнем Востоке в частности. По размышлении он пришёл к выводу, что сейчас, в 1907 году, во Владивостоке наиболее опасны две политические организации – эсеровская и социал-демократическая, особенно большевики. В соответствии с этим он выработал две тактики борьбы с подпольем: с эсерами – давать возможность объединиться и брать сразу, с социал-демократами, у которых конспирация лучше и методы работы более действенные, – наносить систематические удары, брать по выявлении, не давать объединиться.

С помощью этой тщательно, продуманной тактики сыска и хорошо налаженной, законспирированной агентуры, включая заграничную, Петров действовал довольно успешно: он арестовал большевика Григория Шамизона-Доколе, как только вышел на него через своего осведомителя, он выявил главарей эсеровской военной организации, нащупал их связи и явки и готовился нанести им сокрушительный удар.

Петрову завидовали многие жандармские офицеры, раньше него начавшие делать карьеру, но менее преуспевшие, а пуще всех Завалович. Последнего власти всегда недолюбливали за скудоумие и инертность, а сейчас, на фоне активной и грамотной деятельности новичка, подполковник совсем поблек.