Буревестники - [110]
Доколе добрался до Светланской улицы – главной артерии города – уже затемно. Горели керосиновые фонари, собирая вокруг себя беснующихся бабочек, гуляли парочки, проносились лихачи, из раскрытых окон ресторана «Золотой Рог» доносилась музыка – модный вальс «Мокшанский полк на сопках Маньчжурии», сочиненный капельмейстером Ильей Шатровым в перерывах между боями под Мукденом. Сами же герои Мукдена – заросшие и оборванные солдаты – ошивались тут же, около ресторана, и – одни смущённо, другие нахально, с вызовом – просили милостыню.
— Не пожертвуешь ли пятачок, мил человек? — подошёл один такой с пустым рукавом, засунутым в карман шинели. Но что мог ответить ему Доколе? Он сам не ел уже двое суток.
— Извини, брат… нет при душе копейки! — сказал он таким тоном, что солдат поверил.
— Да, да; я понимаю, нету… — торопливо согласился калека и опустил голову. Доколе не мог вот так сразу отойти и тоже чувствовал неловкость. Нарушая тягостную паузу, он спросил, где находится Вороновская улица.
— Это дальше, — вскинув голову, охотно ответил солдат, — Дуй по Светланке версты две, а потом налево, в сопочку… Да там спросишь!
Доколе побрёл дальше. Ноги в чужих сапогах стали тоже чужими: пятки со свежеободранными мозолями горели, как покусанные. «Эх, сейчас бы лапти!» — с вожделением подумал парень.
Перед его глазами всё стояло худое небритое лицо солдата-калеки. Доколе вроде видел его где-то раньше. «Может, земляк с Херсонщнны? А может, служили вместе в Забайкалье?..» Но он напрасно напрягал память: нет, не видел он этого солдата раньше, но видел и знал тысячи ему подобных. Они все на одно лицо – лицо худое, небритое, голодное и злое. Они выжили на войне, чтобы умереть под забором.
«Как законна и праведна ярость солдатская! — думал юноша. — Но доколе она будет стихийна и наивна? Много ещё надо нам работать, очень много…»
Доколе остановился подле старухи цветочницы.
— Бабуся, где Вороновская улица?
— А ось це вона! — старуха указала иссохшей рукой на разбросанные под горой одноэтажные домики, потемневшие от времени и частых туманов, с тускло светящимися окошками.
— Спасибо, мамаша.
Дом, в котором Ефим Ковальчук снимал квартиру, был очень удобно расположен: его задний дворик с огородом сползал в глубокий, густо заросший вереском овраг, которым всегда можно быстро и незаметно уйти. Жандармам долгое время и в голову не приходило, что в этой утопающей в бурьяне, неказистой избёнке, начиная с девятьсот седьмого года, решаются судьбы рабочего движения в Приморской области, а квартирант тётки Дарьи мастеровой Ковальчук играет виднейшую роль во Владивостокской организации РСДРП. Правда, многолюдных собраний у себя Ефим старался не допускать – хозяйка! – и они проводились зимой в Нахаловке у Вахренькова, а летом в лесу – в Минном городке или на Чуркине. А здесь, в доме на Вороновской, собирались только в исключительных случаях и только близкие друзья Ковальчука.
В тот день Ефим пришёл с работы с Александром Большим – товарищем по мастерской и соратником по борьбе. Ковальчук пригласил друга к столу, на котором, впрочем, ничего, кроме громадного хозяйского самовара, не было, и спросил, какого он мнения о состоянии революционных сил в городе на сегодняшний день.
— Какого мнения? Хренового! Меньшевики не понимают нас, не хотят понять! Повторяют, как попки, за Плехановым: «Не надо было браться за оружие, не надо было браться за оружие!» Это они о прошлогоднем восстании… Разбежались по кустам да по япониям, отсиживаются. А эсеры – те наоборот, на рожон лезут!.. Да что говорить: сам ведь знаешь! — Александр раздражённо махнул рукой.
Ефим хмуро слушал, кивал, дымил «козьей ножкой». Загасив жутко чадящую цигарку в пустой консервной банке, он заговорил хриплым, сорванным голосом:
— С меньшевиками надо попробовать ещё раз поговорить, убедить их в необходимости совместных действий… Но главная опасность у нас – эсеры. Они, черти, имеют сильное влияние на гарнизон. Войска сейчас как пороховой погреб, брось только спичку! И вот этой самой спичкой и могут стать эсеры-максималисты. Если, конечно, мы будем сидеть сложа руки. — он потеребил густую русую бороду, делавшую его намного старше двадцати лет, вздохнул. — Ума не приложу, кому поручить работу в войсках. Чаплинский на днях уезжает…
Александр Большой хотел что-то сказать, но не успел: в окно постучали. Друзья переглянулись, затем Ефим приподнял беленькую занавеску и бесцеремонно спросил:
— Кого надо?
— Ковальчук здесь живет? — послышалось за окном. — Привет вам от Зозули.
Ефим и Александр Большой ещё раз переглянулись.
— Любопытно, — протянул Ковальчук. — Ну, поглядим, что там за птица. Ты пока пройди на хозяйкину половину. Тетки Дарьи нет…
Вошёл Доколе. Он окинул взглядом комнату, в которой не на чем было задержаться взгляду: стол, лавка, печь, на стене дешёвые ходики с замком вместо гири и самодельная полка с книгами.
— Какой такой Зозуля вас прислал? — спросил Ефим, настороженно глядя на гостя. Пока тот обдумывал ответ, из соседней комнаты вышел Александр Большой – коренастый, большеголовый, лобастый.
Доколе, радостно остолбенев, воскликнул:
Повесть приморского литератора Владимира Щербака, написанная на основе реальных событий, посвящена тинейджерам начала XX века. С её героями случается множество приключений - весёлых, грустных, порою трагикомических. Ещё бы: ведь действие повести происходит в экзотическом Приморском крае, к тому же на Русском острове, во время гражданской войны. Мальчишки и девчонки, гимназисты, начитавшиеся сказок и мифов, живут в выдуманном мире, который причудливым образом переплетается с реальным. Неожиданный финал повести напоминает о вещих центуриях Мишеля Нострадамуса.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателям хорошо известны романы Михаила Коршунова «Бульвар под ливнем», «Подростки», сборники его повестей и рассказов. Действие нового романа «Автограф» происходит в сегодняшней Москве. Одна из центральных проблем, которую ставит в своем произведении автор — место художника в современном обществе.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.