Бунтующий человек. Падение. Изгнание и царство. Записные книжки (1951—1959) - [185]

Роман. «Вопрос о любви отменился не сегодня. Вопроса о любви вообще никогда и не было. Я взывал к тебе из самых глубин своего сердца – многие годы после твоей любви. И взывал еще – после твоего внимания. Я не добился ни любви, ни внимания».

Пьеса. Д. Высокомерный, презрительный, отчаявшийся, категоричный.

Г.[130] прекращает писать роман из-за сцены, которую устроила жена. Он приезжает работать в Париж, но продолжение романа не получается. На самом деле, он и не хочет отыскивать нить повествования, чтобы сохранить мысль и оставить нетронутой всю свою злобу.

Он казнил их собственными руками: «Надо, – говорил он, – расплачиваться собой».

Тем немногим людям, которые открыли мне возможность восхищаться, я отдаю высочайший в моей жизни долг признания.

Благодаря сексуальной свободе мы можем теперь хотя бы осознать ценность целомудрия и превосходства воли. Опыт – какой угодно, женщины – сдержанные или свободные, пылкие или мечтательные, и ты сам – разнузданный или осмотрительный, торжествующий или вовсе не способный на желание. Круг замкнулся. Больше нет ни тайны, ни вытеснения. Свобода духа стала почти полной, мастерство – почти всегда возможным.

Проект. Возобновляемый словарь («для Хроник»[131]). Написать «Каприччо» (в духе Гойи).

В глубине моей души царит испанское одиночество. Выйти из него человек может лишь на «мгновения», но дальше он снова возвращается на свой остров. Потом (начиная с 1939 г.) я снова попытался быть вместе с людьми, заново пережил все этапы эпохи. Но тяжелым шагом, на крыльях воплей, под кнутом войн и революций. Сегодня я на пределе – и мое одиночество переполнено тенями и творениями, принадлежащими мне одному.

Игуапи. Мужчина на носу парома. Город, процессия. Мужчина, камень падают на землю. Гость берет камень, но проходит мимо церкви и идет к реке. Он загружает камень в длинную лодку и поднимается по реке к девственному лесу, где исчезает[132].

У меня будут оспаривать даже смерть. И все-таки мое самое глубокое желание сегодня – тихая смерть, которая оставила бы в покое тех, кого я люблю.

Однажды вечером, рассеянно листая восхитительную книгу, я прочитал без запинки: «Как у многих страстных душ, пришел момент, когда ослабела вера в жизнь». Через секунду эта фраза снова зазвучала во мне, и я разрыдался.

Одна моя половина безмерно презирала эту эпоху. Даже когда я впадал в худшие свои заблуждения, честь всегда оставалась для меня высшей ценностью. И я зачастую приходил в отчаянии при виде чрезмерного упадка, охватившего наш век. Но другая моя половина готова была взять на себя и упадок, и общую борьбу…

Комедия о прессе.

– Нюансировать? Если я найду в вашем словаре еще одно подобное слово, то выставлю вас за дверь.

(Театральному критику) здесь у этого автора нет друзей. Значит, вы скажете, что дело в идеях. Сегодня во Франции, достаточно одного только подозрения в наличии ума, чтобы потопить человека. А вы будете на каждом шагу писать, что мы самый умный народ на земле. Публика допускает ум только внутри идиотских фраз.

Конец. На следующий день он напишет разоблачительную статью.

У публики нет памяти. Ее память – мы.

Сцена с читателем.

Обзор газет: тот, кто выставляет Христа напоказ на первой странице газеты для сытых. Прогрессист – друг лагерей и т. д.

3 действие – у него дома. Аскетизм.

Секретарю идеалистической редакции.

– Вашей газеты не заметно.

– Но ее читают.

– Газета создана для того, чтобы ее читали, но на расстоянии. Надо иметь возможность читать ее у соседа в метро.

– Тот, кто читает у соседа, не будет ее покупать.

– Нет, но он будет о ней говорить.

28 февраля 1952.

Открытие Бразилии, Вилла-Лобос – здесь к музыке возвращается величие. Шедевр – величия достиг только де Фалья.

Если мне суждено умереть сегодня вечером, я буду умирать с ужасным чувством, неведомым мне прежде, но сегодня причиняющим боль. Это ощущение того, что я приходил на помощь, и притом многим людям, но никто не придет на помощь ко мне… Мне нечем гордиться.

«Медея», сыгранная труппой театра «Антик». Не могу без рыданий слушать этот язык, мне кажется, что я наконец возвращаюсь на свою родину. Это мои слова, мои чувства, моя вера.

«Какое несчастье быть человеком, лишенным города». «О, сделайте так, чтобы я не остался лишенным города», – говорит Хор. Я – человек без города.

Немезида. Опьянение души и тела – не безумие, но комфорт и оцепенение. Истинное же безумие пылает на вершине бесконечной ясности.

Пресса не может быть истинной, потому что революционна. Она может быть революционна только потому, что правдива.

Ибсен («Кесарь и галилеянин»). После Олимпа и Голгофы – Третья Империя.

Полемика против Б.Ч.[133]. Это подъем целой массы тенебрионов. Читаю в словаре «Литтре»: «Тенебрион» – 1) друг интеллектуального мрака. 2) Вид жесткокрылых насекомых, которые в состоянии личинки живут в муке. Другое название – моль.

У наших проклятых поэтов два правила: проклятия и интриги.

Любовь к Богу – наверное, единственная, какую мы еще способны вынести, ибо несмотря на самих себя, мы всегда хотим быть любимы.

См. Ромен Роллан «Жизнь Толстого». С. 69. «Жизнь» в романе.

Там же. «Трудно любить женщину и не сделать ничего хорошего».